Теплый июньский вечер в актовом зале университетского корпуса нависал тяжелым пологом, пропитанным выдержанным вином и затаёнными желаниями. Корпоратив факультета отмечал конец года: софиты отбрасывали золотистые блики на потертый паркет, джаз из колонок тянулся ленивыми, вязкими нитями, под которые пары покачивались в полудреме, словно в опиумном трансе. Воздух был густым, опьяняющим коктейлем — терпкая виноградная нота, смешанная с ванильно-мускусными духами женщин, солёным потом разгоряченных тел, едким сигаретным дымом, проникающим с балкона, и ароматом жареного мяса с фуршета. Всё это кружило голову, как запретный эликсир, пробуждая в душах то, что обычно таится в тени.
Михаил стоял у стены, скрестив мощные руки на широкой груди. Под два метра роста, его плечи натягивали чёрную рубашку охранника; тело, выкованное в зале, проступало рельефом — пресс как высеченный из камня, бицепсы словно канаты, ноги в брюках казались колоннами. Лицо — хищное, с высокими скулами, тёмными глазами под тяжелыми веками, щетиной, что подчеркивала угловатость челюсти, и короткими волосами, подстриженными под ноль. Подработка, но мысли его витали в аду детских фантазий, где желания горели вечным пламенем.
Весь вечер он следил за ней, не отрывая взгляда. Елена Сергеевна, заместитель декана. Тётя Лена — так он называл её в детстве, когда она угощала мороженым, перевязывала разбитые коленки и смотрела сверху вниз с теплой, но недосягаемой улыбкой материнской фигуры. Теперь, в тридцать восемь, она расцвела спелым персиком под летним солнцем: полноватая, с мягкими, манящими изгибами под строгой кремовой блузкой (третий размер груди намекал вырезом на скрытое богатство), узкой талией, пышными бедрами, облеченными в синюю юбку-карандаш. Ноги в узорчатых чулках, каблуки цокали метрономом уверенности, подчеркивая каждый шаг. Каштановые волосы собраны в пучок, слегка растрепанный от танцев; полные губы алели, карие глаза под длинными ресницами искрились. Замужем за вечно отсутствующим бизнесменом, она казалась неприступной крепостью. Но сегодня вино развязало ей язык, обнажив трещины в броне.
В тени, всего в метре от женской группы, он уловил её хриплый голос, пропитанный алкоголем: «Два месяца без секса… Муж в Праге, а я здесь одна. Вибратор не спасает, только дразнит…» Смех подруг рассыпался эхом. Она откинула голову, обнажив шею — тонкую, с пульсирующей жилкой, где кожа казалась шелковой. Кровь хлынула в пах Михаила, как лава по венам. Его член напрягся, набухая в брюках, требуя выхода из тюрьмы ткани. С пятнадцати лет он мечтал об этом: прижать её к стене, сломать эту гордую позу, заставить стонать имя, которое она произносила с снисхождением. Тётя Лена — идеал, превратившийся в одержимость, в яд, что отравлял каждую мысль. «Ты всегда была выше, — шептал он про себя, — но сегодня я опущу тебя на колени.»
Корпоратив постепенно пустел, гости таяли в ночной дымке. Она шатнулась к нему, глаза мутные от вина, но с неожиданной искрой: «Мишенька… подвези меня? Такси не дождаться, муж далеко, Артём в общаге…» Он кивнул молча, не доверяя голосу. Отпросился у начальника. Обнял её за талию — тело прижалось: мягкое, теплое, пахнущее вином, духами и тем запретным женским жаром, что будил в нём зверя. Грудь коснулась его руки, сосок проступил через ткань. Повел к выходу, каждый шаг — как шаг в бездну, где правила рушились.
На стоянке воцарилась тишина, будто весь университет выдохнул и уснул. «Ауди» стояла в дальнем углу, под фонарём, чей свет падал косо, выхватывая капли росы на капоте. Михаил открыл пассажирскую дверь — Елена буквально рухнула на кожаное сиденье, голова откинулась, волосы рассыпались по подголовнику. Юбка задралась, обнажив кружевную резинку чулка на полноватом бедре, где кожа казалась мрамором в полумраке. Запах ударил мгновенно: тёплая кожа салона, смешанная с винным перегаром, утренними духами на её запястьях и шее, и чем-то ещё — животным, женским, что заставило его сглотнуть.
Он сел за руль. Дверь захлопнулась с мягким, но окончательным стуком. Мотор завелся — низкий рык, вибрация прошла по сиденьям, по её телу. Елена не шевельнулась. Глаза закрыты, губы приоткрыты, дыхание глубокое, с лёгким хрипом. Михаил выехал со стоянки, фары выхватили пустую аллею, сосны по бокам — тёмные стражи, подглядывающие за грехом.
Рука легла на её колено. Сначала — будто случайно, когда он переключал передачу. Пальцы коснулись нейлона чулка: гладкого, чуть влажного от пота вечера. Он не убрал. Наоборот — сжал. Плоть под тканью поддалась, тёплая, мягкая. Елена вздохнула во сне, бедро дрогнуло, но она не проснулась. Михаил выехал за город; дорога легла тёмной лентой, фары выхватывали лишь узкую полосу асфальта и редкие силуэты сосен, будто лес сам подглядывал.
Он вёл одной рукой. Вторая лежала на её бедре, как на законном месте. Каждые несколько минут пальцы скользили выше — по чулку, под резинку, к внутренней стороне. Кожа была горячей, слегка влажной. Мышцы подрагивали — инстинкт, не разум. Один раз она тихо застонала, и он замер, сердце колотилось в висках. Но она не проснулась. Только глубже втянула воздух, будто во сне почувствовала чужую руку.
Ты всегда смотрела на меня сверху вниз, — повторял он про себя, как мантру. Когда я, пятнадцатилетний, пролил сок на твой ковёр, ты сказала: «Мальчики должны быть аккуратнее». Артём смеялся. Ты улыбалась. А я запомнил. Каждое слово. Каждый взгляд. Каждую складку на твоей юбке.
Палец коснулся края трусиков. Ткань была тёплой, влажной. Он провёл по складке — она дрогнула, бедра чуть раздвинулись, словно тело само приглашало. Ты уже течёшь во сне. Как шлюха, которую я знал с детства.
Михаил сбросил скорость. Машина катилась медленно, мотор урчал, как зверь в клетке. Он вдохнул её запах — вино, пот, духи, и под этим — тонкая, едва уловимая нота возбуждения. Его член упирался в брюки, пульсировал в такт сердцебиению. Он не трогал себя. Ещё не время. Это была прелюдия. Месть. Любовь. Власть.
Дом возник внезапно — двухэтажный коттедж, увитый плющом, свет на крыльце горел таймером, как маяк для заблудших душ.
Михаил заглушил мотор, и тишина навалилась внезапно, как пелена тумана. Машина замерла у крыльца, фары потухли, оставив лишь слабый свет от лампы на таймере, что отбрасывал длинные тени плюща на стены коттеджа. Он вышел, обошёл капот, открыл её дверь. Елена чуть не вывалилась — тело обмякло, как тряпичная кукла. Он поймал её, прижал к себе: руки обвили талию, пальцы впились в мягкую плоть под блузкой. Она была теплой, тяжелой от вина, пахнущей усталостью и чем-то первобытным — потом, алкоголем, женским мускусом.
— Елена Сергеевна… приехали, — прошептал он, голос низкий, с хрипотцой, что эхом отразилась в ночной тиши.
Она моргнула, пытаясь сфокусироваться в полумраке: глаза мутные, веки тяжелые. — Миш… спасибо… ты такой… надёжный…
Голос пьяный, растянутый, но в нём всё ещё сквозила привычная властность — та, что заставляла студентов дрожать на экзаменах. Михаил обнял крепче, чувствуя, как её грудь прижимается к его груди, соски проступают сквозь ткань. Надёжный? Скоро ты поймёшь, что я — твой палач и спаситель в одном лице.
Повёл к крыльцу. Каждый шаг — возможность, как ступеньки в ад: ладонь скользнула по ягодице, сжала податливую плоть, почувствовала дрожь под юбкой; грудь коснулась его руки; он вдохнул запах её волос — ваниль, алкоголь, и под этим — намёк на возбуждение, что она сама не осознавала. На крыльце она споткнулась о ступеньку, каблук цокнул по камню. Михаил поймал, прижал спиной к двери — холодное дерево контрастировало с её горячим телом. Лица в сантиметрах: её дыхание теплое, винное, губы приоткрыты, глаза полуприкрыты. Он мог поцеловать — ворваться языком, как захватчик в город. Но нет. Ещё не время. Пусть она вспомнит это как сон, который стал явью.
— Ключи… — пробормотала она, роясь в сумочке дрожащими пальцами.
Он взял сумку из её рук, нашёл ключи — холодный металл в ладони, как ключ к её душе. Открыл дверь. Внутри — её мир: аромат свежесваренного кофе из кухни, вазы с увядающими цветами, духи, висящие в воздухе, как призрак идеальной жизни. Но под этим — трещины: пустой дом, муж вдали, сын в общаге. Это твоя крепость, тётя Лена. А я — осаждающий.
— До спальни помогу, — сказал он. Это уже не звучало как просьба, а как приказ, замаскированный заботой.
Она кивнула, опираясь на его руку, тело прижималось ближе с каждым шагом. Подъём по лестнице — медленный, мучительный ритуал: ступеньки скрипели под весом, её бедро тёрлось о его пах, вызывая вспышки жара. Член упирался в брюки, пульсировал в такт шагам. Рука скользнула под юбку — выше, к краю трусиков. Пальцы коснулись влажной ткани, и он почувствовал, как она дрогнула. Мокрая… как удар тока. Ты уже сдаёшься, даже не зная.
В её голове, в полусне, мелькали обрывки: Мишенька… сильный… руки как у мужчины… муж так не держит… что это? Тепло…
На втором этаже — тёмный коридор, свет из спальни лился мягким потоком. Он довёл до кровати: большой, с белым покрывалом, что казалось алтарём. Елена рухнула на него, раскинула руки, вздохнула глубоко.
— Спасибо, Мишенька… ты такой… хороший мальчик… — пробормотала она, глаза закрылись, веки затрепетали.
Он стоял над ней. Смотрел, как хищник на добычу. Блузка расстегнулась на пуговицу, лифчик проступал кружевом. Юбка задралась, чулки до середины бедра, одна туфля слетела, обнажив ступню. Грудь поднималась в такт дыханию — ровному, но учащенному. Хороший мальчик? Скоро ты увидишь, кем я стал.
Михаил снял рубашку медленно, ткань зашуршала. Тело — идеал, выкованный в зале: пресс рельефный, грудь широкая, руки как стальные тросы. Расстегнул ремень, но брюки не снял. Ещё не время. Присел на край кровати. Провёл пальцем по её щеке — кожа шелковая, не пошевелилась. По шее, ключице, краю лифчика. Пальцы скользнули под ткань, коснулись соска — твёрдого, набухшего.
Ты всегда была моей. С детства. Когда ругала за разбитую вазу. Когда улыбалась мужу на семейных фото. Когда думала, что я — просто мальчишка Артёма.
Он встал. Осмотрелся по комнате, как завоеватель в захваченном замке. Фотографии на стенах: с мужем на пляже, Артёмом на выпускном, выпускниками факультета — все улыбаются, все лгут. Шкаф с одеждой. Тумбочка — книга по психологии, иронично. Открыл верхний ящик: кожаные ремни, мягкие, с пряжками — следы её тайных фантазий? В нижнем — смазка, вибратор, чёрный, с изгибами.
Ты не такая правильная, тётя Лена… Это упростит всё.
Вернулся к кровати. Она спала глубоко, губы приоткрыты, дыхание ровное. Достал телефон. Включил камеру — экран осветил её лицо холодным светом.
Это не просто план. Это месть. Любовь. Власть.
Тишина в спальне была плотной, как бархатный занавес: тиканье часов на стене, мерцание ночника на тумбочке, глубокое дыхание Елены, пропитанное вином и сном. Михаил стоял у края кровати, глядя сверху вниз, как демон, наконец загнавший душу в угол — свою личную преисподнюю.
Она лежала расслабленно: одна рука под щекой, как у ребёнка, другая раскинута в сторону, юбка задрана до талии, чулки блестели в полумраке, обтягивая полноватые ноги. Те самые чулки — фетиш из детства: на семейных ужинах, выпускных, родительских собраниях, где она казалась богиней, недосягаемой. Тонкие, с узором, они делали её ноги мягкими, доступными, манящими к прикосновению.
Он медленно расстегнул брюки, ткань зашуршала в тишине. Член вырвался наружу — твёрдый, пульсирующий, с толстой веной, что билась как живое сердце, и багровой головкой, влажной от предэякулята, блестящей в свете лампы. Не трогать. Пока. Скоро ты почувствуешь его вкус, тётя Лена. Но сначала — оковы.
Взял первый ремень из ящика — мягкая кожа, холодная пряжка, что звякнула тихо, как колокольчик судьбы. Поднял её правую руку: запястье тёплое, вена пульсировала под пальцами. Провёл ремнём по коже — гладкой, слегка влажной от пота, — она пошевелилась, пробормотала что-то неразборчивое во сне, но не проснулась. Привязал к изголовью кровати. Затянул — не туго, чтобы не разбудить сразу, но надёжно, чтобы не вырваться. Кожа ремня впилась в плоть, оставляя лёгкий след.
Ты моя, тётя Лена… с этого момента. Нет пути назад.
Вторая рука — то же самое: ремень обвил запястье, пряжка щёлкнула. Она раскинулась крестом, грудь поднималась чаще, дыхание участилось, словно тело чуяло надвигающуюся бурю.
Третий ремень — длинный, тонкий, как змея. Обвил вокруг шеи, не затягивая, но оставив конец как поводок. Кожа нежная, пульсирующая под пальцами. Провёл ногтем по горлу — она сглотнула во сне, губы дрогнули.
Отступил на шаг, осмотрел: Елена на алтаре, руки в оковах, шея в петле — жертва, готовая к ритуалу.
Достал телефон. Включил камеру — экран осветил комнату холодным синим светом.
Кадр 1: общий план — Елена на кровати, руки привязаны, юбка задрана, чулки в свете ночника, как приглашение к греху. Щёлк. Кадр 2: крупно — ноги. Присел, провёл пальцами от лодыжки до резинки, медленно, чувствуя тепло кожи под нейлоном. Она вздохнула тихо. Сфотографировал: её бедро, его рука на нём, член у колена, тень падает как угроза. Кадр 3: грудь. Расстегнул ещё две пуговицы блузки — ткань разошлась с шорохом, открыл лифчик. Соски тёмно-розовые, набухшие от прохлады. Коснулся одного — она вздрогнула, но не проснулась, только бедра шевельнулись. Сфотографировал: сосок между пальцев, член рядом, как символ надвигающегося завоевания.
Подошёл к лицу. Губы приоткрыты, дыхание тёплое, с винным ароматом. Поднёс член к щеке — головка коснулась, оставила влажный след, солёный, липкий. Сфотографировал. Ко лбу. К носу. К губам. Раздвинул пальцем рот, ввёл головку — она коснулась языка, теплого и влажного. Елена пошевелилась, язык инстинктивно облизнул. Серия снимков: член на губах, во рту, яйца на подбородке — доказательства, что сломают её мир.
Включил видео. Поставил телефон на тумбочку — красная точка мигала, как глаз демона, фиксируя каждый миг.
Сел рядом на кровать. Провёл рукой по её телу — от шеи до живота, под юбку. Пальцы коснулись трусиков — влажных, пропитанных. Улыбнулся в темноту. Ты уже моя. Даже во сне.
Взял вибратор из ящика — чёрный, гладкий, с кнопкой, что щёлкнула тихо. Включил на минимум — лёгкое жужжание, как пчела в летнем саду, разнеслось в тишине. Приложил к клитору через ткань трусиков. Елена вздохнула, бёдра дрогнули, но глаза остались закрыты.
Шестнадцать лет назад. Я подсмотрел. Ты в ванной, дверь приоткрыта. Вибратор в руке. Ты стонала тихо, чтобы никто не услышал. Я кончил в штаны, спрятавшись в коридоре. Ты никогда не знала. Но теперь — знаю я.
Он ждал, наблюдая. Вибратор жужжал монотонно. Ткань трусиков промокла насквозь, пятно расползлось. Грудь поднималась чаще, соски напряглись под лифчиком, проступая бугорками.
Расстегнул блузку полностью — пуговицы расстегнулись одна за другой. Лифчик открыл, грудь вывалилась тяжёлая, тёплая. Сжал одну — плоть поддалась, она выгнулась во сне, тихо застонала, как эхо из прошлого.
Наклонился, взял сосок в рот. Язык кружил медленно, зубы прикусывали нежно. Елена дрогнула, тело отозвалось.
Провёл рукой по бедру, задрал юбку выше. Стринги чёрные, мокрые, прилипли. Провёл пальцем по складке через ткань — она застонала глубже, бедра раздвинулись шире.
Снял стринги — медленно, ткань оторвалась с влажным звуком. Вагина открылась: пухлые губы, блестящие от соков, клитор набух, как спелая ягода в росе.
Вибратор на среднюю скорость — жужжание усилилось. Прижал прямо к клитору, раздвинул губы пальцами. Елена начала постанывать в такт — тихо, прерывисто, бёдра двигались во сне, как в танце похоти.
Встал сбоку. Член у её лица. Провёл головкой по щеке, губам. Она приоткрыла рот шире, язык коснулся — инстинкт, не воля.
Нажал вибратор сильнее, вибрация прошла по её телу волной.
Стоны стали громче. Глаза дрогнули под веками.
— М-м-м…
Наклонился к уху, дыхание его смешалось с её: — Просыпайся, тётя Лена…
Веки затрепетали.
Глаза распахнулись. Сначала — тьма, размытая, как в кошмаре. Потом — силуэт. Он.
Михаил. Голый по пояс, мышцы блестят в свете ночника, как выкованные в аду. Член у лица — огромный, пульсирующий. Вибратор гудит между ног, посылая волны жара через тело.
Рот Елены открылся для крика — инстинкт самосохранения, паника.
Он поймал момент: схватил ремень-ошейник, рванул голову вверх, ввёл член в рот. Глубоко, до горла.
Елена закашлялась, тело задёргалось в конвульсии. Руки рванулись — ремни впились в запястья, кожа покраснела. Глаза наполнились слезами, жгучими, солёными, стекающими по щекам. Это сон? Нет… Боже, что он делает? Мишенька… сын друга…
— Тссс… — прошипел он, голос низкий, как рык зверя. — Тихо. Не хочешь, чтобы университет увидел, как ты сосёшь член студента?
Шлёпнул по щеке — звонко, ладонь оставила красный отпечаток. Боль смешалась с унижением.
— Я всё снял. Видео идёт.
Она замерла, как парализованная. Глаза метнулись к телефону на тумбочке. Красная точка мигала, фиксируя позор. Видео… декан, ректор… муж… Артём… Нет, только не Артём. Он не переживёт.
— Ты… ты… — прохрипела она, когда он вынул член на миг. Слюна тянулась ниточкой, капнула на подбородок.
— Я — тот, кто давно мечтал тебя выебать. Ты сама сказала: два месяца без секса. Муж в Праге. А ты — мокрая, как шлюха. Вибратор в ящике. Не ври себе.
Снова вошёл. Глубже. Она замычала, горло сжалось вокруг головки. Тело предавало: вибратор гудел неумолимо, вагина текла, клитор пульсировал. Нет… это не я… но почему так горячо?
— Соси. Или видео уйдёт декану, ректору, мужу. И Артёму.
Упоминание сына — как нож в сердце. Она вздрогнула, слёзы хлынули сильнее. Вина обожгла: Артём… прости маму… я не хотела… Но подчинилась. Губы сомкнулись вокруг ствола. Язык заработал — неумело, дрожа, но старательно, собирая солёный вкус его кожи, предэякулята.
— Хорошая девочка… всегда знал, что под маской замдекана — шлюха, ждущая хозяина.
Он трахал рот быстрее, держа за волосы, направляя. Её стоны — смесь ужаса и вынужденного удовольствия от вибратора — вибрировали вокруг члена.
Ускорился, бедра толкались вперёд. Кончил внезапно — мощно, струи спермы ударили в горло, густые, горячие.
Она глотала рефлекторно, кашляла, слёзы смешивались со слюной. Он держал голову, не давая отстраниться, пока не вылил всё.
Вынул. Сперма на губах, подбородке — липкая, солёная.
— Это только начало, тётя Лена.
Михаил вынул член с влажным чавканьем. Сперма тянулась от головки к её нижней губе, дрожала, как паутина, оборвалась на подбородок. Елена хрипела, грудь вздымалась рваными толчками, тело дрожало в послевкусии. Слёзы смешивались со спермой, оставляя белые, солёные дорожки по щекам.
Он провёл большим пальцем по её губам, размазал семя, оставив липкий блеск. — Молодец, тётя Лена. Глотнула всё. Как послушная девочка.
Голос мягкий, но стальной, как клинок в бархате. Поцеловал висок, вдохнул: шампунь, пот, страх — коктейль, что пьянил его сильнее вина.
— Пожалуйста… — выдохнула она, голос дрожал, как лист на ветру. — Мишенька… остановись… это унижение… позор…
Тихий смех эхом в комнате. Шлёпнул членом по щеке — влажный след остался, солёный. — Унижение? Это только разогрев. Твоё тело уже просит больше.
Встал на колени между её раздвинутых ног. Вибратор всё ещё гудел на максимуме, вибрация проходила через тело волнами. Выключил его — тишина ударила в уши, как вакуум, оставив только её тяжёлое дыхание.
Елена вздрогнула. Вагина раскрыта, пухлые губы набухли, блестели от соков, как роса на лепестках. Он собрал влагу пальцами — липкую, горячую — поднёс к её губам. — Попробуй себя. Свой грех.
Она отвернулась, глаза зажмурены. Он схватил ошейник, притянул голову рывком. — Попробуй. Или видео пойдёт дальше.
Палец вошёл в рот. Она сосала нехотя, но подчинилась — вкус свой, солоноватый, мускусный, смешанный со стыдом. Это не я… но почему так сладко? Муж никогда…
Расстегнул лифчик полностью — крючки щёлкнули. Грудь вывалилась тяжёлая, соски тёмно-розовые, твёрдые от возбуждения. Взял один в рот, пососал, прикусил зубами — боль смешалась с удовольствием. Елена застонала, выгнулась дугой, ремни натянулись.
— Нет… не надо… пожалуйста…
Голос слабый, надломленный.
Вторая рука скользнула к анусу. Палец, смоченный её же влагой, коснулся тугого кольца — оно сжалось инстинктивно. — Давала в попку мужу?
— Нет… никогда… пожалуйста… не там…
Усмехнулся в её кожу, губы коснулись живота. — Скоро будешь умолять. Расслабься.
Палец вошёл на фалангу — медленно, растягивая. Елена вздрогнула, тело напряглось. — Больно… Миша… остановись…
Но он не слушал. Опустился ниже. Язык — широкий, плоский — провёл от ануса до клитора, собирая вкус. Елена вскрикнула, бедра дернулись. Повторил — медленнее, мучительнее. И ещё раз, кружил по клитору, посасывал, покусывал нежно.
Стоны изменились — из протеста в нужду, прерывистые, глубокие. Нет… я не хочу… но тело… предаёт… Артём, муж… простите…
Добавил второй палец в анус — растягивал круговыми движениями. Она выгнулась сильнее, бёдра задрожали.
— О боже… это… слишком…
Ускорил язык, пальцы глубже, ритмичнее.
Елена начала кончать. Первый оргазм — против воли, как цунами. Вагина сжалась спазмом, хлюпнула, сок брызнул на его лицо, горячий, обильный. Она закричала, тело задергалось, ремни впились глубже, оставляя следы. Волна прошла через неё, оставив дрожь и пустоту.
Грех… но я не могу остановиться… это как огонь внутри…
Он не останавливался. Лизал сквозь оргазм, пока она не обмякла, тяжело дыша, пот покрыл кожу блестящей пленкой.
Поднялся, вытер лицо её стрингами — ткань пропиталась. — Вот видишь? Ты уже моя. Тело знает хозяина.
Взял телефон, навёл на её лицо — красная точка мигала неумолимо. — Скажи в камеру: «Я шлюха Михаила».
Она покачала головой слабо, слёзы текли. — Нет… пожалуйста…
Он включил вибратор на максимум снова, прижал к клитору жёстко.
— Говори. Или всё увидят.
Елена задёргалась, стоны рвались из горла, тело извивалось. — Я… я шлюха… Михаила…
— Громче. Смотри в объектив.
— Я шлюха Михаила!
Он выключил вибратор, улыбнулся. — Хорошая девочка. Теперь продолжим.
Михаил возвышался над ней, как тень из Ада, член — раскалённая плоть, толстый ствол с выпуклой веной, багровая головка блестела от её слюны и его предэякулята. Он провёл головкой по её нижней губе, оставляя липкую дорожку, солёную.
— Почисти меня. Языком. Медленно. Как шлюха чистит своего хозяина.
Елена дрожала, грудь вздымалась судорожно. Глаза — мутные, полные сломленного ужаса и запретного голода, что жёг внутри. Она приоткрыла рот. Язык — тёплый, влажный — коснулся головки, собрал солёную каплю. Лизнула по всей длине вены, обвела уздечку, проглотила вкус себя и его. Губы сомкнулись вокруг ствола, всосали на сантиметр, потом отпустили с чавканьем. Он застонал низко, пальцы впились в её волосы, направляя движение.
— Глубже. До горла. Покажи преданность.
Она подавилась, слёзы потекли снова, но подчинилась. Головка упёрлась в нёбо, язык прижался к нижней стороне. Слюна текла по подбородку, капала на грудь, смешиваясь с потом.
— Хватит. Ты справилась.
Он отстранился. Член пульсировал, мокрый от её рта, готовый к следующему акту.
Встал между раздвинутых бёдер. Вагина — раскрытая, пухлые губы тёмно-розовые, блестящие от соков, клитор набух, как спелая ягода в соке. Он провёл головкой по складке — от ануса до клитора, медленно, мучительно, оставляя за собой влажную борозду, что смешалась с её влагой.
— Умоляй. Громко. Покажи, чего хочешь.
— Мишенька… пожалуйста… войди в меня… я горю… не могу больше терпеть…
Голос хриплый, сломленный. Это не я… но огонь внутри… муж никогда не доводил до такого…
— Кто ты? Скажи в камеру.
Телефон на тумбочке фиксировал, красная точка мигала. Она повернула голову, глаза в объектив, полные слез и похоти. — Я… твоя шлюха… умоляю… трахни меня…
Он приставил головку к входу. Не вошёл сразу. Провёл по губам, раздвинул их, но застыл, дразня.
— Ещё. Опиши, что хочешь. Подробно.
— Хочу твой член… глубоко… растяни меня… заполни до конца… сделай своей…
Он вошёл. Медленно. Первый сантиметр — вагина сжалась, обхватила головку, как горячие тиски. Второй — она выгнулась, застонала низко. Третий — её стенки пульсировали, тянули его внутрь, как магнит. Остановился на половине, почувствовал, как она дрожит всем телом.
— Ох… боже… ты такой… огромный… достаёшь до глубины…
Это не я… но он касается мест, о которых я забыла… грех, но такой сладкий…
Вошёл до конца. Яйца шлёпнули по промежности, влажный звук эхом. Остановился, давая привыкнуть.
Она попыталась двигаться, бёдра подались вверх инстинктивно. Он железной хваткой прижал её к матрасу, пальцы впились в бедра. — Я решаю, когда. Ты — моя кукла.
Наклонился. Поцеловал жёстко — зубы впились в нижнюю губу, кровь смешалась с солёным вкусом, язык ворвался в рот, как член в вагину. Одной рукой сжал грудь — пальцы впились в мягкую плоть, сосок зажат между большим и указательным, крутил. Другой — дёрнул ошейник, шея выгнулась, дыхание прервалось.
Начал двигаться. Медленно. Глубоко. Выходил почти полностью — только головка внутри, затем вбивал до упора, яйца шлёпали по коже, звук влажный, ритмичный. Каждый толчок — до матки, удар в самую глубину, как молот по наковальне.
Елена стонала в его рот, слюна текла по подбородку, тело подмахивало инстинктивно. — Быстрее… пожалуйста… хозяин…
Ускорился. Кровать заскрипела, как старая телега под натиском бури. Ремни впились в запястья, оставляя багровые следы, но боль только усиливала огонь.
Встал на ноги, поднял её таз выше, ноги на его плечи. Угол изменился — головка билась в точку G, каждый толчок посылал искры по нервам. Елена закричала, голос сорвался в хрип.
— Да! Вот так! Не останавливайся…
Второй оргазм накатил — вагина сжалась спазмом, выдавила его почти наружу, сок брызнул на его живот, горячий, обильный. Она дрожала, глаза закатились, тело конвульсировало.
Он не остановился. Трахал сквозь оргазм, пока она не начала хрипеть, моля о пощаде, но тело просило больше.
Перевернул на живот. Лицом в подушку, запах пота и духов. Вошёл сзади — глубоко, грубо. Ягодицы дрожали от каждого удара. Шлёпал по ним — громко, ладонь оставляла красные отпечатки, жгучие.
— Скажи, кто твой хозяин.
— Ты… мой хозяин… владеешь мной…
Голос хриплый, сломленный полностью.
Перевернул к зеркалу на стене. Она увидела: себя — растрёпанную, в порванных чулках (резинка сползла до колена), член входит и выходит, блестящий от её соков. За спиной — фото семьи на полке. Муж улыбается. Артём машет рукой.
Они бы не узнали меня… шлюху… но это я…
Он схватил её за волосы, приподнял голову. — Смотри на себя. Видишь шлюху? Свою истинную суть?
Третий оргазм. С громким криком, эхом в комнате. Глаза в зеркале — её глаза — чужие, полные похоти. Вагина сжалась, сок стекал по бёдрам, по простыне.
Он лёг на спину, притянул за ошейник. Она села сверху. Сама, дрожащими руками.
— Двигайся. Как шлюха на хозяине.
Она начала. Сначала медленно — бёдра вверх-вниз, вагина хлюпала, обхватывая ствол плотно. Потом — быстрее, яростнее, грудь подпрыгивала, соски твёрдые, как камни.
Он шлёпал по ягодицам, оставляя следы. Сжимал грудь, крутил соски. Дергал ошейник — она задыхалась, но не останавливалась, ритм нарастал.
Четвёртый оргазм. Прямо на нём. Сок стекал по его яйцам, по простыне, горячий поток. Она рухнула вперёд, но он держал, не давая упасть.
Миссионерская снова. Ноги на плечи. Вошёл под новым углом — головка билась в шейку матки, каждый толчок как удар тока.
— Кончаю… опять… хозяин…
Пятый оргазм. С судорогами в ногах, чулок порвался окончательно, ткань свисала лохмотьями. Сок брызнул, заливая всё вокруг.
Михаил ускорился. Вбивал её в матрас, кровать стучала в стену, как барабан казни.
— Теперь я. В тебя. Глубоко. Заполню тебя собой.
— Да… кончи в меня… заполни… я твоя шлюха навсегда…
Он кончил. Мощно. Струи спермы били в матку — горячие, густые, обжигающие, как лава.
Елена кончила. Шестой оргазм. Вагина сжалась, выдавила всё до капли, тело содрогнулось в финальной волне.
Он рухнул на неё. Тяжело дыша. Член всё ещё внутри, пульсировал, как сердце.
Она обняла его слабыми руками. Слёзы текли — не от боли. От чего-то другого. — Я никогда… так не кончала… ты сломал меня…
Он вышел медленно. Сперма потекла по её бёдрам, по простыне, липкая, теплая.
Поднёс член к губам: — Почисти. Последний раз сегодня.
Она лизнула — солёно, горько, её вкус, его. Глотнула, глаза закрылись.
Она улыбнулась. Сломленная. Счастливая в своей новой реальности.
Свет пробивался сквозь шторы, золотисто-розовый, как рассвет над Адом, где грехи расцветают в новом дне. Елена проснулась первой. Тело ныло — вагина пульсировала эхом ночных толчков, запястья в багровых следах от ремней, анус слегка саднил от пальцев, что растягивали его вчера. Она лежала в неглиже, прижатая к его груди, кожа к коже. Михаил спал — дыхание ровное, член полу-твёрдый, упирался в её ягодицу, теплый и угрожающий.
Она осторожно встала. Ноги дрожали, как после бури. Пошла на кухню босиком, пол холодил ступни. Сварила кофе — две чашки, аромат свежемолотых зёрен заполнил дом, смешавшись с昨夜ным потом и семенем, что всё ещё витало в воздухе.
Вернулась в спальню. Михаил уже проснулся. Лежал на спине, рука за головой, член встал колом — ствол пульсировал веной, головка блестела в утреннем свете.
— На колени.
Она опустилась без слов. Поставила кофе на тумбочку, пар поднимался, как дым жертвы.
— Доброе утро, хозяин.
Голос тихий, покорный. Это новая я… сломленная, но живая… как будто огонь внутри не угас, а разгорелся.
Он сел. Взял чашку, отпил — горячий, горький. — Сегодня ты — невеста. Моя. В аду похоти.
Елена замерла, глаза расширились. Невеста? Символ… но теперь — пародия на чистоту.
— Шкаф. Нижний ящик. Белые чулки. Фата. Принеси.
Она встала, пошла. Открыла шкаф — запах старой ткани, воспоминаний. Нашла: свадебные чулки — белые, плотные, с широкой кружевной резинкой, вышитой жемчугом, реликвия от свадьбы с мужем. Фата — короткая, прозрачная, с тонким кружевом, что когда-то символизировала невинность.
Вернулась. Стояла голая, дрожа.
— Надевай.
Сняла неглиже — ткань соскользнула. Села на край кровати. Натянула чулки — медленно, скатывая вверх по ногам, кружево обхватило полноватые бёдра, как оковы. Фата — на голову, закрепила шпилькой, вуаль колыхнулась.
Михаил смотрел, глаза горели. Член напрягся сильнее, венa билась. Моя невеста… в белом, но для греха. Месть завершена.
— Встань. Повернись.
Она повернулась. Чулки блестели в свете. Фата колыхнулась, как призрак прошлого.
— На колени. К зеркалу.
Она опустилась перед большим зеркалом. Увидела себя: фата, чулки, голая, на коленях — пародия на невесту, глаза полны похоти.
Он встал сзади, тень накрыла её.
— Руки на пол. Жопа вверх.
Подчинилась. Ягодицы раздвинуты. Анус — тугое розовое кольцо, слегка покрасневшее.
Он взял с тумбочки смазку — вчерашнюю, холодную. Выдавил на пальцы — липкую, скользкую.
— Расслабься. Это твой свадебный подарок.
Первый палец вошёл — медленно, до фаланги. Она вздрогнула, дыхание прервалось.
— Больно… хозяин…
— Дыши. Принимай.
Второй палец. Растягивал круговыми движениями, смазка хлюпала. Она застонала, тело отозвалось.
Третий. Анус начал поддаваться, мышцы расслабились под натиском.
Он взял вибратор — чёрный, толстый. Включил на минимум — жужжание разнеслось. Прижал к анусу.
— Вдыхай. Глубоко.
Ввёл. Медленно. Головка прошла, растягивая. Она выгнулась, фата соскользнула на глаза, вуаль прилипла к потному лицу.
— Ох… боже… слишком…
Он включил вибрацию сильнее. Двигал вибратор — вперёд-назад, анус растягивался, стоны стали глубже.
— Теперь ты готова. Для меня.
Вынул вибратор с чавканьем.
Встал сзади. Член — у входа. Головка прижата к анусу, горячая.
— Умоляй. Как невеста умоляет жениха.
— Пожалуйста… трахни меня в жопу… хозяин… сделай своей полностью…
Голос дрожал, но в нём сквозила нужда.
Он вошёл. Медленно. Головка прошла — она закричала, боль пронзила, как молния.
— Дыши! Принимай меня.
Ещё сантиметр. Анус обхватил ствол, как горячее кольцо, сжимая.
— Ты такая… тугая… идеальная.
Вошёл на половину. Остановился, давая привыкнуть.
Она дрожала. Фата прилипла к лицу, слёзы смешались с потом. Боль… но за ней — огонь… я его…
— Двигайся сама. Покажи преданность.
Она начала — медленно, назад-назад. Член входил глубже, растягивая до предела.
Он схватил её за бёдра. Жёстко. Вбил до конца. Яйца шлёпнули по клитору, звук влажный.
Елена закричала, эхо в комнате.
— Да! Глубже! Хозяин…
Он трахал. Жёстко. Глубоко. Каждый толчок — до предела, анус горел, но боль превращалась в удовольствие.
— Смотри в зеркало. Видишь свою свадьбу?
Она подняла голову. Увидела: фата, чулки, член в анусе, её лицо — искажённое похотью, глаза сияют.
Первый анальный оргазм накатил — вагина сжалась пустая, сок брызнул на пол, тело содрогнулось волной.
Он не остановился, толчки усилились.
Перевернул её на спину. Ноги на плечи. Вошёл в анус снова — под углом, глубже.
— Кончай ещё. Для меня.
Второй оргазм. Она хрипела, фата сбилась, стоны рвались.
Он ускорился, ритм как барабан.
— Кончаю… в твою жопу… навсегда.
Кончил. Мощно. Струи спермы заполнили анус — горячие, густые, обжигающие.
Она кончила. Третий. С криком, тело изогнулось дугой.
Он вышел медленно. Сперма потекла по чулкам, пачкая белое кружево.
— Почисти. Как послушная жена.
Она повернулась. Взяла член в рот. Лизнула — вкус смазки, спермы, своего. Глотнула, глаза встретились с его.
Он снял фату. Поцеловал в лоб, нежно.
— Хорошая невеста. Теперь — навсегда моя.
Она улыбнулась. Сломленная. Счастливая в цепях похоти.
Прислано: DiggerBLR
