Отредактировано!!!
____________
Первый секс, как буквы в букваре,
Красочны, но мало им знакомы…
И внезапен, как дождик в декабре,
Хоть и долгожданен до истомы…
Первый секс – соприкосновенье душ…
И слияние двух тел в познанье.
Не жена совсем, и он не муж…
Но в реальности погибло их сознанье.
Впопыхах и неуклюжести движений,
Девство их уходит навсегда…
Но всю жизнь им не забыть мгновений,
Первый секс – он помнится навсегда…
Ирка. Совсем редко, если хорошее настроение – Ира… Она была на полтора года старше меня. Нескладная девочка из квартиры, напротив. Как все дети мы играли, ругались и даже дрались. Часто бегали к друг другу в гости. Родители не препятствовали нашему общению. Мать-разведёнка с моей стороны и мать-вдова с её, скорее были рады — вместе, и бог с нами, меньше забот, — у каждой ещё по старшему ребёнку Обычное беззаботное детство… Лет до четырнадцати, когда мой детский сон был прерван обнаружением странной белой жидкости в трусах. Начались заботы… С увеличением размера груди соседки, увеличивалось количество жидкости, спускаемое мною по ночам. Сновидения всегда заканчивались нашим поцелуем. Это была моя самая заветная мечта…
Промаявшись пару месяцев, в канун Нового года, я решился: сегодня это случится — я поцелую её! Весь день строил планы, как это должно произойти. И вот вечер: мы вдвоём в её комнате. Дверь закрыта, свет потушен. Сидим на её двуспальной кровати: я сижу на одном крае — она на другом, в глубине, прислонившись спиной к стене. Смотрим телевизор, о чём-то иногда переговариваемся. Прошло уже пару часов. Моё желание борется с осторожностью. Вдруг, даст по физиономии и выгонит, а потом расскажет всё своей или, что ещё хуже, моей матери? Вроде и близок плод, да попробуй, надкуси! Несколько раз пытаюсь исполнить задуманное, но робея, сдерживаюсь. Напряжённость ситуации увеличивается… И не только она! О чём свидетельствуют так беспечно одетые мною спортивные брюки, на которые соседка иногда, как бы случайно, бросает взгляды. Я прикрываюсь руками как могу. Наконец, проклиная себя за трусость и за бугор, выпирающий из брюк, осознавая полную безнадёжность своей затеи, я собираюсь домой. Соседка, разочарованно прощается и пытается встать, чтобы проводить меня. Как «истинный джентльмен» я подаю ей руку и в тот момент, когда она начинает приподниматься, я наклоняюсь и прижимаюсь губами к её губам. Первый поцелуй! «Её губы сладкие, жаркие, пылкие, чувственные», — этими эпитетами я был подкован теоретически. Практически же всё получилось иначе: не совсем рассчитав движения, я хоть и коснулся её губ, но сделал это весьма неуклюже, почувствовав, как мы слегка ударились зубами. Отпрянув, я ждал её реакцию. Посмотрев на меня с холодом «ледяной королевы», соседка произнесла:
– Всё же, добился своего!
Затем, поднявшись с кровати и не глядя на меня, она направилась в сторону двери. Уничтоженный, я поплёлся следом. Подойдя вплотную к двери, она внезапно обернулась, обвила меня руками за шею и припала к моим губам. Я, совершенно этого не ожидавший, слегка натолкнулся на неё. Мой возбуждённый член упёрся в нижнюю часть её живота. Она вздрогнула, и прижалась плотнее…
Весь январь мы целовались. Если удавалось где-то уединиться, в тот же час наши губы сливались в поцелуе. Перепробовали всё: с языком; с покусыванием; затянутый, — пока хватало воздуха; в засос, — до посиневших губ. Она целовалась как безумная. Вначале, я был счастлив! Но потом, это стало обыденностью. То, что ещё месяц назад, казалось самым несбыточным желание, стало восприниматься как повседневность. Целуя, я видел, как у неё под бюстгальтером становятся заметны набухающие бугорки. Но приступать к более решительным действиям не отваживался, синица в руках всё же надёжней…
Первый день февраля. Финал хоккея. Чемпионат мира: Россия — Канада. Скажу, что никогда мы с ними не были друзьями, всегда бились насмерть. Даже мать решила посмотреть. Спустя несколько минут после начала игры звонок в дверь. Входит соседка, по-домашнему в халате. Говорит, одной скучно, — мать с братом работают, — пришла вместе «поболеть». Втроём, сидим на диване, смотрим хоккей. После первого тайма, мы проигрываем. Мать разочаровано говорит, что всё ясно и уходит спать, ей утром на работу, предупредив, чтобы не полуночничали, завтра обоим в школу. Середина второго тайма, из комнаты матери слышен тихий храп. Хорошо, что сегодня я в джинсах! Какие в наше время были джинсы: Le, Levi’s, Wrangler. Это не современное китайское фуфло. Это была — фирма! Но, лучшими были Montana. Тройная прострочка по боковому шву, молнии на задних карманах, куча разной фурнитуры и конечно, овальный шильдик с орлом на заднем кармане. И как я только что убедился – очень плотная и крепкая ширинка! На которую, бросив взгляд и покраснев, увлажняя кончиком языка вмиг пересохшие губы, соседка попросила воды. Приношу и стоя жду, пока она напьётся. Только сейчас замечаю, что её набухшие под халатом бугорки, не прикрыты бюстгальтером! Отношу стакан на кухню, возвращаюсь и сажусь рядышком. Она никак не реагирует — вся в телевизоре. Пытаюсь заставить себя смотреть телевизор. Кажется, кому-то забили гол. Кладу руку на край спинки дивана за её спиной. Пальцы рук от напряжения, становятся ледяными. Молчим, смотрим хоккей. Не помню, в форме какого цвета играют русские. Переношу руку на её плечо. Она продолжает смотреть телевизор, рука остаётся на плече. Набираюсь, смелости и медленно опускаю руку под вырез в халате ей на грудь, чувствуя её теплоту и упругость.
– Убери! — она резко поворачивается ко мне, – у тебя холодная рука!
Убираю руку удивлённый тем, что протест вызвало не то, где она была, а степень её теплоты. Несколько минут перевариваю услышанное. Она, так же пристально смотрит в телевизор.
– Ну, вот надулся, прямо как маленький, давай руку согрею, — берёт мою ладонь в свои руки. По телевизору мечутся какие-то тени. Чёрт, что мы вообще смотрим?!
– Так-то будет лучше, — она не выпускает мою ладонь из своих рук.
Ворот халата отошёл, практически оголив её грудь. Она видит, что я смотрю, но, даже не пытается прикрыться, продолжая держать мою руку в своих. Шаги в комнате матери. На пороге появляется заспанная мать, щурясь от света телевизора.
– Что кончился, кто выиграл? — проходит на кухню. Хорошо не слышит ответа, так как его просто нет. Соседка, испуганно одёргивая халат, прощается. Полный облом! Как побитый пёс понуро иду сзади. Открыв свою дверь, она оборачивается.
– Знаешь, на свете нет ничего невозможного — дело только в том, хватит ли у тебя смелости…
Хлопает её входная дверь. Не веря ушам, возвращаюсь, выключаю телевизор, ложусь спать. Долго ворочаюсь без сна: похоже, надкушенный запретный плод дозрел и уже сам просится в руки…
Как известно: «человек предполагает, а бог – располагает». На следующий день меня с ветрянкой увозят в больницу, где изолируют от мира на двадцать один день…
Двадцать второе февраля. Вечер субботы. Ещё долго, потом, этот отрезок времени будет казаться самым лучшим: неделя окончена и целый выходной впереди. Томясь в предчувствии встречи, собираюсь к соседке. Мать вдогонку:
– Опять меня одну оставляешь, можно подумать тебе там лучше!
Вот, честное слово, очень на это надеюсь! Дверь открывает её мать.
– Дочка, к тебе, Юра! Подожди, посмотрю! Сейчас, она переоденется!
Выходит, Ира, водолазка по горло, но сквозь ткань, видно, что без бюстгальтера, джинсы. Радостно сверкнув глазами, опускает взгляд.
– Проходи.
Прохожу, в её комнату, которую впервые она закрывает на ключ. Свет выключен, работает телевизор. Садимся рядышком на кровать. Радостно рассказываю, как переболел этой зелёнко-точечной болезнью. Разговор не клеится, она только отвечает на вопросы, к тому же, однозначно — «да» или «нет», а потом и вовсе замолкает, нервно теребя в руках заколку. Я в недоумение раздражённо умолкаю, уставившись в телевизор. Может, действительно, права мать, дома лучше?! Внезапно она встаёт и подходит к окну.
– Смотри, какие снежинки!
Подхожу сзади. Снежинки и впрямь офигенные, сантиметра по три! На улице безветрие, они, медленно кружась, падают на снег… Красота несказанная! Кладу свои руки ей на талию, под водолазку, и медленно поднимаю их вверх. Она смотрит в окно. Ощущаю, в своих руках тугие девичьи груди. Она оборачивается, мы обнимаемся, целуемся. Поднимаю водолазку, обнажая грудь. Она опускает её, — вновь поднимаю. Вскинув руку, прикрывает грудь, — опускаю её руку. Прикрывается другой, — проделываю то же самое.
– Нахал… – бормочет она.
– Монашка, – парирую я, — как ты могла скрывать от меня такую восхитительную грудь?!
После этих слов, пытаюсь полностью снять с неё водолазку. Она послушно поднимает руки… Звонит входной звонок. Голос её матери:
– Юра, тебя мать зовёт!
Виноватая улыбка на лице соседки…
У двери стоит закадычный друг. Первая мысль: «Что ж тебе не сидится дома, в снегопад?!» Мать напутствует:
– Поговорите и марш домой! Поможешь мне…
Спускаемся, выходим на улицу. Снегопад, действительно фантастический! Обсуждаем, будем ли завтра бухать. Одноклассницы организуют для нас, «защитников отечества» поляну. Я отказываюсь. Друг, разочарованный уходит. Это он то, разочарован?!!!
Двадцать третье февраля — красный день календаря! Никаким красным он тогда не был. Обычный будний день. Хорошо хоть выпал на выходной. Весь день, не находя себе места, ждал её. Февральский день короток. Стемнело. Она так и не пришла. Фенита ля комедия! А ведь, верный друг звал, упрашивал. Дурак, сам отказался! Джинсы летят на стул, в «спортивках» на диван. Телевизор, ты хоть не подведи! Звонок в дверь. Долгожданный Ирин голос:
– Тёть, Валь, вас там мама зовёт насчёт праздника решить. Я пока, у вас побуду?!
Джинсы, словно живые, — подленько свисают со стула. Поднявшись, встречаю её, она тоже по-будничному в халате. Приглашаю её на диван. Проходит, садится.
– Я ждал тебя!
– А я тебя…
– Так праздник вроде у меня?
– А замок в двери у меня. Э-э, — показывает язык.
– Понятно…
– Прости, я ненадолго, там наши решают, что приготовить к восьмому марта.
Она достаёт из кармана маленькую продолговатую коробочку, протягивает мне.
– С праздником!
– Спасибо.
– Там ручка… больше ничего… — и добавляет шёпотом еле слышно, — и там…
Не понимая смысла последней фразы, вспоминаю про торт на кухне:
– Хочешь чаю? Есть торт!
– Нет, спасибо…
– Как в школе?
– Нормально…
– Ждала, меня?
– Да…
– Не врёшь?
– Дурак!!! – она пытается встать.
Хватаю её и, откинув её на спинку дивана, начинаю целовать. Она пылко отвечает. Торопливо расстёгиваю халат. Она безропотно подчиняется. Но когда внизу остаётся одна застёгнутая пуговица хватает мою руку.
– Нет! Туда нельзя!
Мы целуемся, я ласкаю её грудь. Она начинает учащённо дышать. Моя рука вновь лезет к заветной пуговице и вновь оказывается крепко схваченной.
– Я сказала, нет!
Тогда перехватив её руку, я медленно опускаю её на свой член, выпирающий из «спортивок». Она резко отдёргивает руку, но в следующее мгновение возвращает назад, начиная поглаживать его. Через брюки и трусы это получается плохо и, особо приятных ощущений я не испытываю. Но, теперь моя рука свободна! Расстёгиваю самую нижнюю пуговицу халата, сразу ощущая её твёрдые волосики. Теперь, до меня доходит смысл её фразы!
Руку дальше не просунуть, её ноги плотно сжаты. Приподнявшись с дивана и наклонившись над ней, заглядываю в глаза. Они широко раскрыты, — не мигая, она смотрит на меня. Выдерживаю её взгляд, и… она решается! Обхватив мои спортивные брюки, она медленно стягивает их и трусы… Не отводя от неё взгляда, я потихоньку приподнимаю её ноги и раздвигаю их. Сползая вниз, она приподнимает свой таз. Краем глаза вижу её раскрытые половые губы и мой член нависшей над ними. Обхватив руками за талию, она тянет меня на себя…
Несколько раз надрывно звучит входной звонок! Мы стремительно вскакиваем, торопливо одеваясь. Побледнев от испуга, я желаю себе провалиться сквозь землю. Соседка, красная от смущения, бросается к себе между мной и входящей матерью, едва не сбив ту с ног.
– Что с ней? — остолбенело, спрашивает мать.
– Поругались, — соврал я, тяжело дыша.
– Ничего, восьмого помиритесь…
– Почему?
– Решили, по-соседски, вместе отметить женский день…
До праздника, мы больше не встречались… Она избегала меня… Хотя, я и не понимал, в чём моя вина: я вроде не отказывался, просто — не успел! Однако, вспоминая её раздвинутые половые губы, несколько раз спускал по ночам… Женщины бывают двух типов: у одних малые половые губы выглядывают, у других нет. У соседки они выглядывали, а набухая, раскрывались как цветок…
Восьмое марта. Международный женский день. Кажется, был вторник… С утра началось гулкое топтание и запах вкуснятины с кухни. Лет до семнадцати, я думал, что тот, кто встаёт в выходной день раньше десяти часов с кровати либо «жаворонок», либо придурок… Потом, жизнь приучила… «Ожидание праздника, всегда лучше самого праздника», — гласит народная мудрость. Ожидание происходило следующим образом: бесцельное шатание по дому, просмотр всякой ерунды по телевизору, пару раз был послан в магазин, лёгкий обед (– Нечего жрать, до праздника!), побрил пушок на лице, и… совсем неожиданно для себя, сняв трусы в ванной, натёр мылом своё хозяйство и хорошо помыл — вдруг пригодится…
К семнадцати часам, наша квартира празднично одетая, таща приготовленную дома еду, пошла, наносить визит в соседнюю квартиру. Дверь открыла Ира, в бардовом платье, схваченным на талии кожаным ремешком. Слегка вспыхнув, и не подымая глаз, при вручении подарка, пригласила нас на кухню, где уже был накрыт стол. По совокупности, еды, выставленной на стол, хватило человек на двадцать. Стол буквально «ломился» от яств, а в центре возвышалась бутылка коньяка. На строгий возглас матери, что я ещё ребёнок, она услышала, что в честь праздника, чуть-чуть, для запаха и прочую ересь, выдуманную, для спаивания малолеток. Должен сказать, что это была первая моя выпивка: «спортсмен, комсомолец и просто симпатичный парень», — кажется, так говорил товарищ Саахов в знаменитом фильме «Кавказская пленница» …
Пьянка быстро набирала силу! Не помню, допили мы эту бутылку или нет, но спустя несколько часов, от переедания и выпивки, у меня на душе стало некомфортно. Наши матери слегка захмелели. Моя — хвалила Иру, дай бог такую невестку, её мать — меня, дай бог такого зятя… Что касается соседки, тоже раскрасневшись, она уже не прятала взгляд. Наоборот, смотрела с какой-то вызывающей решимостью. Часов в восемь вечера засобиралась домой. Кажется, мать поняла, что мне не очень, и настойчиво звала домой. Соседка с её матерью, просили, чтобы я остался, время детское, пусть поворкуют… Я после небольшого колебания, вызванного моим состоянием, решил остаться. Прошёл к ней в комнату, сел на кровать. На улице уже стемнело. В комнате был полумрак. Голова слегка кружилась. Соседка сказала, что ей нужно в ванную. На душе было совершенно спокойно, как перед битвой. Хозяйка комнаты вернулась, включила телевизор и молча встала напротив меня. Я встал и обнял её, Она прижалась ко мне. Внезапно открылась дверь, мы отпрянули друг от друга. Моя мать, уже навеселе, сообщила, что пошла домой, и чтобы я сильно не задерживался… Ира, попрощалась, подошла и закрыла комнату на ключ. Обернувшись, дерзко сверкнув глазами, молча сбросила с себя платье. Впервые девушка сама обнажилась передо мной. Готов поклясться, что за столом она была в нижнем белье. В полумраке я безмолвно смотрела на неё, она — на меня. Никто не двигался. Она медленно распустила свои волосы. Не знаю, почему, я вдруг сказал:
– Нужно, что-то подстелить, чтобы не запачкать покрывало.
Она подошла к шкафу, достала полотенце, расстелила его на кровати и легла сверху. Я тоже начал раздеваться. Стрельнув глазами, она раскрыла для меня свою девственную промежность. Слегка подрагивая от возбуждения, я лёг поверх её, опираясь на колени и согнутые в локтях руки, направив свой член в её нетронутое лоно. Член, скользнув по её влажному, раскрытому влагалищу, сразу попал в дырку и начал продвижение внутрь, но вдруг остановился, во что-то упёршись. Мои потуги пропихнуть его дальше, успеха не имели, он упорно не хотел входить. Соседка, сдерживаясь от боли, буркнула:
– Долго ещё будешь возиться?!
Я понял, свою ошибку. Нужно, не пытаться медленно всунуть, необходимо сделать это резким рывком! Слегка приподняв свой таз, я чуть вынул свой член и стремительным движением загнал его обратно. Все получилось! Она только, слегка ойкнула, принимая его….
Двигаться было тяжело. Влагалище сильно сдавливало член. Я так был поглощён новыми ощущениями, что совсем забыл о партнёрше. Она побледнела и прикусила губу, лишь бы скрыть гримасу боли. Несколько капелек пота, блестели на её лбу. Руки, опущенные вдоль туловища крепко, сжали покрывало на кровати. Продолжая двигаться, я поймал себя на мысли, что захотел писать. Желание разгоралось всё сильнее и сильнее. Я не знал, что делать: вытаскивать и бежать в туалет? Состояние моей партнёрши тоже изменилось: её руки, отпустив, покрывало, крепко обняли меня. В этот момент, я стал писать! Моё действие она встретила слабым стоном. Не зная, как сказать, о том, что я сделал, проклиная себя, я медленно поднялся. Удивительно, но никаких луж не было. Было немного белой жидкости на её волосиках над влагалищем. Спустя секунду я увидел, как такая же струйка потекла из её слегка приоткрытых половых губ вниз, на полотенце. Я всё понял… Она приподнялась, наши взгляды встретились, мы смущённо улыбнулись и отвели глаза… Застеснявшись, прикрываясь руками, она встала, достала из трюмо салфетки, не оборачиваясь, протянула несколько штук мне.
– Отвернись!
Отворачиваясь, я краем глаза увидел, что она присела, держа в руке несколько листков… Теперь, нужно было позаботиться и о себе. Член был мокрым, на нём были видны следы её крови и моей спермы. Всё тщательно вытерев, я обернулся. Полотенца на кровати уже не было. Она стояла спиной к трюмо, прикрывая одной рукой грудь, другой низ живота, смотрела на меня, ожидая реакции на произошедшее. Подойдя, прижал её к себе, она, доверчиво прижавшись, обняла меня. Мы стали целоваться. Наши поцелуи, вначале нежные и немного смущённые, стали потихоньку становится страстными. Я почувствовал, что мой член стал набухать. Она тоже это почувствовала и, чуть раздвинув ноги, стала тереться об него, своим треугольником волос на лобке. Продолжая целовать, я развернул её спиной к кровати и вновь повалил. Страстно целуя, она одной рукой направляла мою руку, ласкающую её грудь, а другой двигала вверх-вниз по члену, приводя его в боевое положение. В этот раз проблем с введением не было. Член легко вошёл в её промежность. Внутри было комфортно и уютно. Теперь она принимала его в другой позе — высоко подняв ноги. Если в первый раз она просто лежала, то сейчас стала ритмично двигать тазом, синхронно с моими движениями. Скоро мы стали учащённо дышать, а кровать — тихо скрипеть… Чувствуя приближение оргазма, я спросил:
– Мне куда?
На что услышал:
– Дурак, в первый раз нужно было спрашивать… Туда!
Ритм её движений тоже стал ускоряться. И в момент, когда я стал спускать, судорожно схватив руками покрывало, она резко приподняла своё лоно, стараясь подставить его как можно плотнее под мою струю. Пах обдало небольшое количество жидкости, выпущенной её влагалищем…
Что делать дальше, мы уже знали. В этот раз она уже не просила отвернуться, я сделал это из вежливости. Повернувшись, увидел, что она уже не прикрывается, а беззаботно сидит на кровати, хитро прищурившись.
– Мне её разобрать, или капитулируешь?!
Пока, я пытался найти достойный ответ, она, скинув, покрывало с кровати, положив в изголовье две подушки, нырнула под одеяло. Улёгшись у стенки, молча смотрела на меня, слегка улыбаясь. Капитулировать я не стал и забрался к ней под одеяло. Мы вновь начали целоваться. Точнее, целовала она, я просто подставлял губы, не чувствуя никакого желания. Кажется, она поняла это… Внезапно, прекратив поцелуй, она поднесла губы к моему уху.
– Можно, мне там посмотреть?
После того, что произошло, вопрос показался мне странным.
– Почему нет?
Она переместилась, в область паха, закинув одеяло на меня. Я первый раз взглянул на работающий телевизор. Вроде, шёл фильм…
– Бедный, слоник, превратился в мышку… Мышшшь, ты спишшшь…
Её рука взяла мой член. Движения вверх-вниз ничего не дали. Помучившись несколько минут, она поняла тщетность своих попыток.
– Мышшшь, проснись… Ещё разок…
Вдруг член окунулся во что-то тёплое и влажное. Закинутое одеяло мешало просмотру. Приподняв его, я увидел свой член у неё во рту! Я был шокирован! Слово «минет» в среде моих подростков, тогда заменялась более грубым словом: «отсосать». Я опустил одеяло, решив подождать дальнейшего развития событий. Её рот продолжал двигаться по моему члену. Мне было не очень приятно. Её зубы скользили по моей плоти, словно наждачная бумага. Пару раз было реально больно. Постепенно она наловчилась: рука державшая член стала работать синхронно со ртом, который теперь совершал движения одними губами. Результат оказался поразительным. Понадобились не более трёх минут, чтобы «дохлая мышь» превратилась в «боевого слона».
– Лежи, я всё сделаю, сама!
Её слова прозвучали как команда! Что ж, посмотрим, — покажи себя! Одеяло было сброшено с кровати, она уселась на мои гениталии. Стала тереться о мой член, своим влагалищем. Её груди в сиянии телевизора стали казаться серебряными. Они то отвисали, то вновь примыкали к телу. Она приподнялась, пытаясь взять член рукой сзади, похоже, ей было неудобно. Тогда она перенесла центр тяжести чуть назад взяла его рукой спереди и вставила себе в лоно. Снизу мне было хорошо видно, как входит член. Восемнадцать сантиметров моментально исчезли у неё в отверстие. Она чуть поёрзала, принимая удобную позу и начала «солировать». Её груди звонко хлопали по телу. Голова чуть откинулась назад, руки упёрлись мне в грудь. Она стала ускоряться, издавая влагалищем хлюпающие звуки. Чтобы не стонать, она прикрыла рот одной рукой, продолжая активно двигаться. Долго так продолжаться не могло. Чувствуя, что вот-вот кончу, я напряг тело и когда она вновь опустилась, резко выгнул его вверх, приподнимая её. Она закрыла рот обеими руками, чтобы не закричать. Я произвёл финальный выстрел! Несколько секунд её тело содрогалось, потом она рухнула мне на грудь. Член выпал и на него, что-то стекало…
Пару минут она молчала, хрипло дыша, её слегка потрясывало. Я обнял её и прижал к себе, успокаивая. Потихоньку она стихла.
– Ты кончил, прямо в матку, ты почувствовал?!
– Конечно, — соврал я.
Внезапно, она произнесла:
– Теперь придётся принимать противозачаточные…
– Зачем?
Приподнявшись, озорно заглядывает мне в глаза.
– А ты что думал, это одноразовая акция?!
Медленно опустив руку, обхватывает мой член.
– Нет милый, — теперь он мой!
– А девственность — моя!
Она примиряюще улыбается:
– Каждый получил что хотел…
Чуть позже, уже одетые, открыв замок её комнаты, мы потихоньку выглянули в зал: её мама тихо похрапывала под звук телевизора. Мы прошли в коридор, поцеловались. Чуть отстранившись, я сунул руку ей под халат, в густоту её треугольника. Она улыбнулась и покорно раздвинула ноги. Я понял, что теперь её тело принадлежит мне…
Моя маман, тоже спала дома под телевизор. Накрыв её пледом, я прошёл в ванную смыть следы нашего соития. Международный женский день заканчивался. На часах было начало десятого…
P.S. С этого дня, я стал называть её, Иринкой. Больше, никому в жизни она не разрешала себя так называть. Через два года, окончив школу, я уехал из города и больше в него не вернулся. Она обещала ждать. Замуж так и не вышла…
SY.
Прислано: SY
