Эта история произошла в пригородном автобусе, который ехал из Кингиссеппа (это такой небольшой городок в Ленинградской области) в Питер. Главная героиня рассказа — моя красавица-любовница Марина, с которой я тогда встречался. Опишу ее для начала; не только для того, чтобы рассказать о ней тебе, читатель, но и ради собственного удовольствия. Образ этой потрясающей женщины просто сводит меня с ума.
Вот она: маленькое, совсем миниатюрное тело и при этом еще и тонкая талия; небольшие, идеальной формы грудки, не по возрасту упругие, с розовыми, всегда напряженными сосками; бедра как у девочки-подростка, но радующие глаз округлостью форм, присущей зрелой женщине; крошечная, но мягкая попка с поразительно гладкой, бархатистой кожей, которую я обожал поглаживать, то и дело запуская руку ей между ног… А между Марининых стройных ножек скрывалось настоящее сокровище. Малые губки ее щели действительно соответствовали своему названию, то есть были маленькими, и в спокойном состоянии полностью скрывались между внешних губ, а не торчали наружу, как у большинства женщин. Лишь несколько раз, когда мы отдыхали после бурных занятий любовью, я замечал, что ее малые губки, набухшие от возбуждения, выглядывают из щели, как два розовых лепестка. Я обожал в такие минуты раздвинуть Маринину щелку пальцами и разглядывать, изучать ее, просто пожирать глазами. Сначала она заметно стеснялась такого «гинекологического» осмотра, но потом расслабилась и позволила мне подолгу рассматривать свое самое интимное место при ярком свете, вплотную приблизив к нему лицо. Иногда она, правда, ревниво ворчала что-то вроде «да ты ее любишь больше, чем меня», но, конечно, в шутку. У Марины был довольно крупный клитор, и после занятия любовью, когда я обычно и любил учинить ее щели очередной осмотр, он еще долго оставался твердым, как орешек, выступая у верхнего края щелки. Вход во влагалище в такие моменты всегда был заполнен прозрачной смазкой, которая все еще выделялась и стекала вниз по ее попе.
Что меня особенно заводило и интриговало в ее щели, так это то, что совершенно не была видна писательная дырочка. Ведь обычно у женщин это отверстие хотя и маленькое, но все же его вполне можно увидеть чуть выше входа во влагалище, если широко раздвинуть губы. У Марины же оно, видимо, было настолько крошечным, что совершенно не было заметно. Я знал, что эта дырочка будет видна, если Марина пописает, позволив мне раздвинуть ее щелку и наблюдать, но не решался попросить ее об этом. Я не был уверен, что она нормально воспримет мою просьбу, а нарушать гармонию наших отношений очень не хотелось.
Ну вот, я рассказал немного о Марине, надеюсь, что ты, читатель, теперь тоже слегка в нее влюблен. Вернемся же к событиям лета 2000 года, которым и посвящен этот рассказ. Я, как обычно, приехал к ней на дачу. Сам я питерский, да и Марина тоже, а что она делала в Кингиссеппе, да и был ли тот дом, в котором она меня принимала, дачей, я не знаю. Впрочем, меня это не особенно занимало, просто я приезжал пару раз в месяц и мы чудно проводили вместе день-другой в небольшом уютном частном домике, в котором кроме нас никого не было.
Я приехал вечером и Марина встретила меня, будучи слегка навеселе. Она сразу предложила выпить. Вообще-то мы с ней никогда не пили, за исключением дня знакомства (это отдельная история, тема для другого рассказа). Я согласился с удовольствием и некоторым любопытством: встреча обещала быть не совсем обычной.
За вечер мы выпили несколько бутылок вина, добавили еще и коньяка, и Марину, как говорится, несло. Она прямо-таки излучала энергию и без перерыва болтала, сияя своей очаровательной улыбкой. Она впервые рассказала мне кое-что из своей жизни, хотя мы были знакомы уже больше полугода. Упомянула, что в конце семидесятых она была студенткой, и я понял, что Марина старше меня минимум лет на десять. Мне же в 2000 году было 27.
Изрядно набравшись, мы перебрались в постель. Когда после яростной любовной схватки мы лежали рядом и расслабленно курили, я решил: сейчас или никогда. Лучшего момента, чтобы рассказать о своих необычных фантазиях, не будет. Хлебнув немного вина, я сказал:
— Мариш, а у тебя не бывает желания попробовать в сексе что-нибудь необычное?
— А почему ты спрашиваешь? А у тебя? — спросила она, приподнявшись на локте. Марина, будучи женщиной очень неглупой, сразу раскусила, что это я на самом деле хочу что-то ей рассказать.
— У меня? Ну, вообще-то есть, — сказал я, стараясь скрыть охватившее меня волнение.
Марина молчала, вопросительно глядя на меня в полутьме и слегка улыбаясь. Я решился:
— Мариш, меня возбуждает, когда: когда женщина делает пи-пи. А еще больше, намного больше, когда она хочет, но сдерживается.
Когда я это говорил, я отвел от нее глаза, когда же снова наши взгляды встретились, ее лицо освещала широкая улыбка. Она приблизила губы вплотную к моим и игриво прошептала:
— Ты у меня прелесть.
Наши губы соединились в поцелуе. Меня захлестнула такая безудержная нежность к этой женщине, такая буря чувств, что я просто сам себя не помнил. Я сжимал ее в объятиях, гладил, мял, и мы целовались без остановки, как безумные. Она легла на меня сверху и терлась бедрами, слегка разведя ноги. Когда мой окаменевший член опять вошел в ее щель, Марина наконец оторвалась от поцелуя и прошептала мне в ухо:
— Ты не поверишь, я как раз сейчас писать хочу. Правда-правда. Я еще когда ложилась в постель, немножко хотела.
— Значит, сейчас уже не немножко?
— Уже множко. Еще как множко, — она начала двигаться на моем члене.
— А тебе это не мешает? — спросил я, двигаясь бедрами ей навстречу.
Она не ответила, только убыстрила движения. Я был неимоверно, дико возбужден. Ее бешеная скачка на мне продолжалась долго, а потом она вдруг приподнялась. Я подумал, что она пойдет в туалет, но она встала на четвереньки рядом на постели, приглашая меня войти сзади. Марина любила эту позу, но я знал, что если она действительно хочет писать, в этой позе мой член будет давить прямо ей на мочевой пузырь. Я сел сзади нее и вместо члена ввел во влагалище два пальца. Как только я стал массировать нижнюю стенку, Марина взвизгнула:
— Ай! Писать же хочется!
— Очень? — я еще усилил давление.
— Ай! — еще громче взвизгнула она и отстранилась.
Перевернувшись на спину, она посмотрела на меня. Я уже подумал, не переборщил ли, не отпугнул ли ее, но она привлекла меня к себе, и мы снова занялись любовью. Марина стала тереть пальцами верх щелки, и через минуту ее влагалище судорожно сжалось. Она всегда так кончала. Я замедлил движения, а потом и вовсе вышел из нее. Она удивленно взглянула на меня (обычно я продолжал движения, пока сам не кончу).
Но я знал, чего хочу, и был почти уверен, что сейчас Марина меня поймет.
Я нежно раздвинул ее ноги в стороны, взял лампу, стоявшую возле кровати, и поставил на постель. Затем широко раздвинул ее щелку пальцами. Конечно, говорить ничего не пришлось. Она закрыла глаза, и через несколько томительных секунд выпустила первую маленькую струйку. Ее щель была прекрасно видна при свете лампы, и я с восторгом заметил, как чуть выше входа во влагалище, там, где ей и положено быть, стала видна дырочка, даже не дырочка, а крошечная щелка в какие-то пару миллиметров длиной. Мысль «щелочка внутри щели» добавила еще чуть-чуть к моему и без того сумасшедшему возбуждению, и я положил руку себе на член. Марина выпустила еще несколько золотистых фонтанчиков, и один из них, обжигающе горячий, попал мне на колено. Через мгновение Марине на живот и даже на лицо выплеснулась тугая струя моей спермы.
: Мы лежали молча долго. У меня от перевозбуждения поначалу даже немного кружилась голова, но скоро все пришло в норму, и наступило состояние блаженного расслабления. Потом мы закурили и она положила голову мне на плечо.
— Мне так хорошо, — мечтательно сказала Марина.
— Что, даже писать расхотелось? — сострил я в ответ. Было уже понятно, что ее не смущает эта тема, и можно было себе позволить пошутить.
— Ага, куда ж оно там денется! Терплю, вставать лень.
— Ну-ну, смотри только не засни, а то ведь случится ночью детская неожиданность, — не унимался я. Впрочем, не без умысла — я хотел завести разговор на интересующую меня тему.
— Скорее, недетская неожиданность, — парировала она, и мы оба рассмеялись.
Мы немного помолчали, и я думал, как все-таки продолжить этот разговор. Марина, умница, заговорила сама:
— Расскажи об своих фантазиях.
— Ты угадываешь мои желания, — с благодарностью сказал я.
— Вижу тебя насквозь, — отшутилась Марина.
Я не стал дожидаться повторного приглашения:
— Ну, ты уже поняла, меня заводит, когда женщина хочет писать. В идеале, когда очень сильно. Но терпит.
— И что ты бы хотел с этой женщиной сделать? Заняться с ней сексом? Или увидеть, как она пописает перед тобой?
— Нет, ты не поняла. Просто, чтобы женщина очень хотела писать. Но терпела.
— Действительно, не понимаю. А ты-то как хочешь в этом участвовать?
— Да просто наблюдать. Даже если это незнакомая женщина. Идет, например, по улице, очень хочет, а сходить негде.
— Знакомая ситуация, — усмехнулась Марина.
— С тобой такое бывало? Расскажи мне, а?
Марина с улыбкой посмотрела на меня:
— Уф, вот уж не думала, что кому-то это так интересно:
— Тебя смущает этот разговор? Тогда не надо, — поспешил сказать я.
— Да нет, все нормально. Просто это как-то: неожиданно. Да и рассказывать в общем-то особо нечего. Бывало, конечно, особенно когда молодой девчонкой еще была. Как-то, помню, лет в восемнадцать гуляла по Питеру с пацанами знакомыми, так до того в туалет хотела: чуть не лопнула. — Марина опять засмеялась.
— И что тогда было? — я уже опять завелся от этого разговора.
— Ну что-что. Терпела, как дурочка, а потом пацаны разошлись, а я домой уехала.
— И доехала до дома?
— Ну а куда было деваться? Я девушка стеснительная была, под кустом не села бы.
Марина явно не понимала, куда я клоню.
— А не бывало такого, чтобы не успела, не выдержала?
— Ну ты что, я же уже взрослая все-таки была.
Похоже, мысль, что и взрослая девушка тоже может описаться, просто не приходила Марине в голову.
Я решил не напрягать ее слишком этим разговором, и, прижав ее к себе, сказал:
— Мариш, ты просто не представляешь, до чего ты меня возбуждаешь.
— Я сделаю все, что ты хочешь, — сказала она просто.
Я понял, что такого момента упускать нельзя.
— А если я тебя попрошу не ходить в туалет, когда очень хочется?
— Я попробую, — улыбнулась она. — Но только сейчас я хочу пописать, а потом спать.
За окном уже светало, и меня тоже здорово клонило в сон.
Проснулись мы поздно, за окном уже давно вступил в свои права яркий летний день. Жутко хотелось пить, и вообще, похмелье давало о себе знать. Мне пора было собираться домой, и тут Марина объявила, что она сегодня тоже собирается ехать в Питер. Мы решили ехать вместе. Выяснилось, что в доме не осталось ни питья, ни еды, и было решено позавтракать (или уже пообедать) в кафе.
Марина быстро привела себя в порядок, расчесала свои роскошные черные волосы. Я забыл сказать, что она была обладательницей шикарных длинных волос, которые красила в черный как смоль цвет. С ее темно-карими глазами они придавали ее внешности слегка восточный оттенок, что ей очень шло.
Недалеко от автовокзала оказалась неплохая кафешка, где мы и осели. Торопиться не было ни малейшего желания, и мы решили спокойно отдохнуть, сколько захотим, а потом уже идти на вокзал. Благо, автобусы ходили достаточно часто. Я заказал всякой снеди, мы пили пиво (похмелье все-таки) и самочувствие быстро поправилось. В кафешке не было сортира, и время от времени я отлучался на улицу. После второй моей отлучки Марина пожаловалась, что вообще-то ей тоже уже приспичило. Я сказал, что могу показать ей кусты, куда сам отходил. Она недовольно скривила губы и ответила, что мол, ладно уж, сходит потом, на вокзале. Я взял еще пива, и тут меня осенила идея. Я далеко не был уверен, что вчерашний разговор был всерьез, но решил испытать судьбу.
— Мариш, а ты помнишь, о чем вчера говорили? — спросил я якобы безразлично.
— Ну, вчера, конечно, я хорошо перебрала, но все помню, — был ответ.
— И ты говорила всерьез? Назад свои слова не берешь?
— Я вообще-то свои слова никогда назад не беру, — Марина посмотрела на меня с вызовом. Я любил ее такой — уверенной в себе, даже чуть самонадеянной гордячкой. С ее чуть-чуть восточным обликом такое поведение смотрелось очень гармонично.
— Ты вчера сказала, что сделаешь все, что я захочу.
— Ах, я вся в твоем распоряжении, — с игривой покорностью заявила она, и возникшее было напряжение сразу улетучилось.
— Чего же ты хочешь, мой повелитель? — она продолжала игру.
— Смирения и покорности! — напыщенно заявил я, входя в предложенную роль.
— Я сделаю все, что ты захочешь, — Марина повторила вчерашнюю фразу. Я понял, что теперь она уже точно не выйдет из игры, и меня охватило сильное волнение от сознания, что сейчас осуществится моя самая интимная, самая несбыточная фантазия.
Не от того, что эта фантазия воплотится впервые в жизни, ведь несколько моих былых подруг тоже соглашались поиграть со мной в подобные игры. Просто Марина принадлежала именно к тому типу женщин, о которых я больше всего фантазировал, представляя их с переполненным мочевым пузырем: гордая, независимая, но не лишенная стыдливости. Такая никогда не присядет под кустиком или в подворотне, это ниже ее достоинства. Несколько фраз, оброненных Мариной во время нашего ночного разговора, лишний раз убедили меня, что она именно такова. Но сильнее всего меня заводила мысль, что с такой женщиной просто не может случиться непроизвольная «авария», как бы сильно ей не хотелось. Казалось, такого не может быть, потому что не может быть никогда. С другой стороны, я понимал, что по элементарным законам природы любому терпению должен быть предел. И вот сейчас мне представлялся случай попытаться довести свою подругу до этого предела. К тому же эта подруга безумно меня возбуждала.
— Марина, я хочу, чтобы ты не ходила в туалет до нашего приезда в Питер, — сказал я, принеся еще по кружке.
— Ой, да мне все равно. Хоть до завтра, — улыбнулась она. — Давай только не будем зацикливаться на этой теме, хорошо?
Я согласился, хотя знал, что мысли об ее состоянии не оставят меня ни на минуту. Мы посидели еще с четверть часа, допивая пиво и болтая о всяких пустяках. Я не знал, насколько Марина хочет писать, но внешне она вела себя вполне непринужденно. Мы просидели в кафе примерно часа два и выпили по три пол-литровых кружки пива. Было заметно, что моя подруга уже чуть-чуть навеселе. Я отказался от возникшей было мысли предложить посидеть еще. С одной стороны, чем больше пива, тем больше шансов, что ее мочевой пузырь не выдержит до Питера; но с другой стороны, я не желал, чтобы она опьянела. Ведь тогда эксперимент потерял бы чистоту — ведь я хотел, чтобы ее щелка непроизвольно разжалась из-за нестерпимого желания, …а не просто из-за алкоголя.
Когда мы вышли на улицу, я опять отошел в кусты. Марина спокойно курила в стороне, не пытаясь ко мне присоединиться. По дороге к автовокзалу меня так и подмывало спросить, насколько сильно ей сейчас хочется, но я сдерживал себя, помня о данном обещании. По Марининой походке ничего не было заметно. Оказалось, что до ближайшего автобуса в Питер еще почти полчаса. И тут — вот так сюрприз! — Марина сама предложила взять еще бутылку пива на двоих. Я был поражен. Неужели она настолько уверена в своих силах, что не боится сесть в автобус, который идет два часа без промежуточных остановок, с переполненным мочевым пузырем?
Я не стал возражать и побежал в ларек. Меня подгонял страх, что за время моего отсутствия она сходит в туалет, и поэтому я был быстр, как метеор. Марина стояла на прежнем месте, возле стенда с расписанием, и встретила меня снисходительной улыбкой.
— Боишься, что сбегу от тебя? Расслабься и получай удовольствие. Ведь я стараюсь тебе его доставить, дурачок.
— Ты правда сама этого хочешь? — спросил я, не обращая внимания на ее язвительность.
— Правда хочу. А еще я очень хочу опорожнить мочевой пузырь. Но, похоже, мне это не скоро светит. Я тебя возбуждаю? — она с интересом смотрела на меня.
— Я просто с ума схожу, — абсолютно честно ответил я.
Марина довольно улыбнулась, и я подумал, что эта игра и правда ей по нраву. По крайней мере сейчас, пока желание еще не дошло до крайней степени. Я прижал ее к себе и у меня возникло желание запустить руку ей под платье и ощутить, появилась ли уже внизу ее живота твердая выпуклость, которая бывает у женщин, когда они сильно хотят «по-маленькому». Но Марина остановила мою руку и тихо сказала, что не сейчас. Я понял, что в дороге, когда мы будем сидеть рядом, она позволит мне это, и может быть, я даже смогу добраться до ее щели.
И вот, наконец, подошел автобус. Салон не заполнился до конца, и мы заняли сиденья позади всех пассажиров, чтобы никто на нас не глазел. Лучшего варианта трудно было желать. Марина села у окна и, прижавшись ко мне, положила голову мне на плечо. Автобус поехал, и у меня мелькнула мысль, что теперь отступать ей некуда. Одновременно с возбуждением меня переполняла нежность к этой женщине, чувство благодарности за то, что ради меня она пошла на такой эксперимент. Я стал шептать ей разные ласковые слова, рассказывать о том, какая она потрясающая женщина, как мне нравится заниматься с ней любовью, вспоминать ночи, проведенные с с переполненным мочевым пузырем?
Я не стал возражать и побежал в ларек. Меня подгонял страх, что за время моего отсутствия она сходит в туалет, и поэтому я был быстр, как метеор. Марина стояла на прежнем месте, возле стенда с расписанием, и встретила меня снисходительной улыбкой.
— Боишься, что сбегу от тебя? Расслабься и получай удовольствие. Ведь я стараюсь тебе его доставить, дурачок.
— Ты правда сама этого хочешь? — спросил я, не обращая внимания на ее язвительность.
— Правда хочу. А еще я очень хочу опорожнить мочевой пузырь. Но, похоже, мне это не скоро светит. Я тебя возбуждаю? — она с интересом смотрела на меня.
— Я просто с ума схожу, — абсолютно честно ответил я.
Марина довольно улыбнулась, и я подумал, что эта игра и правда ей по нраву. По крайней мере сейчас, пока желание еще не дошло до крайней степени. Я прижал ее к себе и у меня возникло желание запустить руку ей под платье и ощутить, появилась ли уже внизу ее живота твердая выпуклость, которая бывает у женщин, когда они сильно хотят «по-маленькому». Но Марина остановила мою руку и тихо сказала, что не сейчас. Я понял, что в дороге, когда мы будем сидеть рядом, она позволит мне это, и может быть, я даже смогу добраться до ее щели.
И вот, наконец, подошел автобус. Салон не заполнился до конца, и мы заняли сиденья позади всех пассажиров, чтобы никто на нас не глазел. Лучшего варианта трудно было желать. Марина села у окна и, прижавшись ко мне, положила голову мне на плечо. Автобус поехал, и у меня мелькнула мысль, что теперь отступать ей некуда. Одновременно с возбуждением меня переполняла нежность к этой женщине, чувство благодарности за то, что ради меня она пошла на такой эксперимент. Я стал шептать ей разные ласковые слова, рассказывать о том, какая она потрясающая женщина, как мне нравится заниматься с ней любовью, вспоминать ночи, проведенные с нею, говорить о том, как с ней хорошо. Марина почти не отвечала мне, только слушала. Но несколько раз она поднимала ко мне глаза, в которых я читал такие же чувства. Я стал гладить ее по щеке ладонью, затем спустился к груди и долго играл сквозь тонкую ткань платья с ее напряженными сосками. Лифчика Марина не одела. На ней было короткое платье, не прикрывающее колен, а под ним колготки светло-бежевого цвета, под которыми скрывались миниатюрные кружевные белые трусики. А под трусиками — о, боже! — гладко выбритая щелочка, изнемогающая от желания пописать.
Не переставая говорить, я опустил руку ниже, и моя ладонь, забравшись под платье, нащупала верхний край колготок. Пальцы осторожно оттянули резинку. Марина не только не была против, но и пододвинулась немного на сиденье, чтобы мне было удобнее. Моя рука продвинулась ниже: и вот тут я был просто поражен. Чуть выше ершика волос, который она обычно оставляла на лобке, явственно ощущалась огромная для ее худенькой фигурки, а главное, твердая как дерево выпуклость. Без всякого сомнения, она очень сильно хотела писать. Я не мог понять, как она умудряется так спокойно себя вести и не проявлять своего состояния. А ведь после начала поездки прошло не больше получаса, и наверняка еще не все выпитое пиво «отфильтровалось» в ее мочевой пузырь. Ей явно предстояло захотеть еще сильнее.
Я дрожал от возбуждения. Моя ладонь, стараясь не давить на выпуклость, протиснулась дальше. Марина слегка развела ноги (она была на это способна!) и пальцы легли на щель. И здесь — новый сюрприз! Щелка источала смазку, даже полоска кружевной ткани между Марининых ног была влажной. Я никак не ожидал, что в таком состоянии она сможет возбудиться от моих ласк. Я проник одним пальцем между губ, спустился к дырочке, попытался проникнуть внутрь — это оказалось почти нереально! Верхняя стенка влагалища из-за перерастянутого мочевого пузыря была выпуклой и очень твердой. Я не стал протискивать палец внутрь, чтобы не мешать ей терпеть, и стал играть с клитором. Я гладил этот отвердевший орешек, то кружил вокруг него, то осторожно прикасался к самой вершинке, и почти забыл про время. И вдруг Марина сжала ноги и прошептала:
— О боже! Никогда в жизни так не хотела в туалет.
Минут десять мы сидели без движения, потом она, чуть согнувшись, стала слегка ерзать на сиденье, сжимая ноги с отчаянным усилием. Моя рука оставалась у нее в трусиках. Через некоторое время она попыталась положить ногу на ногу, но моя рука мешала это сделать.
— Убери руку, пожалуйста, — попросила она, но как только я шевельнул ладонью, вдруг пискнула, — Нет! Лучше оставь. Потискай ее, зажми, ох, сделай хоть что-нибудь! Я больше не могу, — шептала она еле слышно.
Она сгибалась, ерзала, сжимала ноги так, что моя кисть уже онемела, но из ее щели не выливалось ни капли. Мой палец все еще был между ее половых губ, и я чувствовал, что там все пересохло, вся смазка куда-то исчезла. Я незаметно взглянул на часы — ехать оставалось меньше получаса. Причем автобус ехал довольно быстро, и я подумал, что может быть и меньше. Мы уже почти вошли в черту города, вдоль дороги тянулись разные строения, там и сям были люди, и даже если Марина решила бы теперь попросить водителя остановиться и вышла бы из автобуса, ей все равно негде было бы сходить. В том, что она не будет делать этого прилюдно, возле дороги, я не сомневался. Но она могла просто дотерпеть. Мне уже казалось, что она точно не описается. И тут она вдруг посмотрела на меня. В ее глазах была паника.
— Я не могу. Не могу! У меня скоро лопнет мочевой пузырь! У меня там все уже болит, — она приглушенно застонала. — Я же чувствую, у меня мочевой лопнет!
— Мариш, единственное, что может с тобой случиться — ты просто описаешься, — ответил я.
Она вдруг выпрямилась на сиденье и надменно посмотрела на меня.
— Что?! Ну уж нет. Я под себя писать не буду.
Она даже улыбнулась. Передо мной опять была все та же гордая женщина. Она потребовала вытащить руку из ее колготок, и я повиновался. Вынимая руку, я почувствовал, что выпуклость на ее животе еще увеличилась, округлилась и стала размером чуть ли не с мяч.
Марина, оскорбленная моим предположением, решила взять себя в руки. Она сидела ровно, не двигаясь и даже не сжимая ноги. Я решил, что все, она просто доедет до конца, выйдет и пойдет в туалет. Но через каких-то пять минут она вдруг резким движением положила руку себе между ног. Платье при этом задралось и я увидел, как она стала сжимать и тереть промежность сквозь колготки. Я не выдержал и положил свою ладонь поверх ее. Она не возражала, а просто сидела молча, закрыв глаза. И вдруг в какой-то момент она вся напряглась, как пружина, и я почувствовал, как ее пальцы стали влажными. Я потрогал ткань колготок у нее на ляжке возле самой промежности, и ощутил, что она промокла.
— Марин, потерпи, осталось совсем немного! — сказал я. Я знал, что если она по-настоящему описается, то это будет потоп на весь автобус. Она в себе держала, наверно, как минимум литра полтора.
Марина пробормотала что-то нечленораздельное, и через несколько секунд сквозь ее пальцы опять проступила влага. Сиденье под нею наверняка уже промокло. Я вытащил из под нее платье, благо она сидела на самом его краешке. Тут Марина вся обмякла, словно из ее тела убрали стержень, державший ее в напряжении все это время. Пальцы между ее ног разжались и я увидел, как сквозь колготки брызнул фонтанчик мочи. Влажное пятно расплылось по ляжкам.
— Марин, не расслабляйся до конца, мы уже приехали! Ведь промокнут все колготки, — шептал я, а она выпускала все новые порции. По ее лицу текли слезы, она вся мелко дрожала. Автобус уже въезжал на вокзал:
Люди стали подниматься и собираться впереди салона, у выхода. Марина открыла глаза.
— Боже мой, я обоссалась!
Я впервые услышал от нее такое слово. Наши взгляды встретились и я с удивлением увидел, что она смеется. Это был какой-то истерический смех сквозь слезы. Я прикрыл ее рот ладонью:
— Тише, не хватало еще, чтобы на нас обратили внимание.
— На меня и так уже обратят внимание! — Марина показала на свои колготки, которые промокли почти до колен. Она вся тряслась от смеха. — Я, между прочим, еще хочу. И даже очень!
— Ну нет уж, хватит, — ответил я и тоже улыбнулся. — Приехали.
Действительно, автобус остановился и народ стал выходить. Мы подождали, пока толпа у выхода рассосется, и быстро выскользнули наружу. Маринино платье не полностью прикрывало промокшие колготки. К счастью, возле туалета не было очереди, и Марина, переступая мелкими шажками (ей стоило усилий не писаться дальше) скрылась в женском отделении. Когда она через несколько минут вышла, на ее лице сияла широкая счастливая улыбка. На ней было только одно платье, колготки она сняла и оставила в туалете.
Мы встали рядом, я прижал Марину к себе.
— Уфф, это было нечто! — проговорил я через несколько минут.
— Да уж! — ответила она. Что еще она могла ответить?
— Ну-с, за это стоит выпить. Может, еще пивка?
— Запросто! — задорно сказала Марина и мы оба расхохотались.
