Она лежала на диване, как выброшенная волной кукла — платье задралось, трусики остались где-то в прихожей, пальцы ещё влажны от себя самой.
Улица снаружи тихо гудела неоном, размытая сырость фонарей сливалась с её дыханием. Всё вокруг — мутно, приглушённо, как под водой. А в центре этого аквариума — она. Сама с собой. Единственная, кто ещё хочет её. Кто не сбежал.
Рука легла на живот. Тонкие пальцы, покрытые потом и бессилием, ползли вниз, туда, где всё ещё теплился пульс желания. Не дикая страсть. Нет. Утомлённое, почти нежное самоутверждение: я есть. Я чувствую. Я трепещу. Я могу.
Она коснулась себя медленно, будто извиняясь. Мягкие складки, горячая, пульсирующая плоть. Знакомый маршрут, пройденный в одиночку уже не раз. С каждым нажимом на клитор возвращалась не только кровь в пальцы — возвращалась она.
— Тома, — прошептала Жанна, и тут же зажмурилась.
Ненавидела себя за это. Но всё равно шептала.
— Скажи, ты думаешь обо мне?.. Когда трахаешь её?
Она закрыла глаза. Представила его. Не того нерешительного труса, что исчезает после каждой ссоры. Нет. Представила его над собой. Сильного. Холодного. Злого. Такого, каким она хотела его видеть, когда разрывалась в своей постели.
Она уже втирала пальцы в себя сильнее. Движения стали резкими, влажными. Второй рукой схватила грудь, сжала сосок до боли. Оттуда — до низа — прокатилась судорога.
Шлёп-шлёп. Звук её пальцев, работающих по мокрой плоти, эхом отдавался в комнате. Она не стеснялась — её больше никто не слышал. Никто и не хотел слышать.
— Глубже… — застонала она.
Теперь два пальца. Внутри. Медленно, но с яростью. Тело выгибалось, таз поднимался, ноги дрожали. Она трахала себя сама. И не ради удовольствия — ради того, чтобы не умереть от одиночества.
Щёлк. Что-то в коридоре. Дверь? Звук как от замка.
Жанна вскрикнула и застыла, пальцы всё ещё внутри, дыхание рваное. Сердце стучит как молот. Кто-то вошёл?
Она приподнялась. Грудь тяжело поднималась и опускалась. На теле — только платье, сползшее с плеч, и лоскутки желания, слипшиеся между бёдер.
— Кто там? — голос срывался.
Шаги. Мужские. Гулкие. Уверенные.
Тома?
Нет.
Стефан. Он стоял в проёме, тень от его силуэта падала поперёк её тела.
Он молчал. Не уходил. Смотрел.
— Что ты… как ты сюда попал?! — хрипло.
Он шагнул ближе.
— Ты оставила дверь не запертой.
— Я… я не знала… я не думала, что ты… — она запнулась, отступая назад, но не прикрываясь.
Он смотрел на её открытую плоть. На руки, всё ещё блестящие от сока. На обнажённые груди. На выражение схваченной на месте, но не кающейся.
Стефан медленно снял куртку.
— Не думал, что ты будешь так прекрасна в этом.
Он подошёл ближе. Взял её руку, ту самую — влажную, дрожащую. Поднёс к своим губам и… лизнул. Прямо с её пальцев.
Жанна всхлипнула.
— Ты сама себя сегодня трахала. Но тебе не надо быть одной. Не этой ночью.
Он опустился на колени перед ней. Она не отступила. Не могла. Всё её тело уже начало дрожать заново — от возбуждения, от страха, от внезапного настоящего мужчины, который смотрит не сквозь неё, а в неё.
— Покажи мне, как ты хочешь. Я не Тома. Я здесь. — Его губы уже целуют внутреннюю сторону её бедра.
Она открыла колени шире.
— Тогда возьми меня. До конца. Без пощады. Без страхов.
И он взял.
Жанна снова перестала быть одна. Хоть на эту ночь. Хоть в этой темноте. Среди запахов секса, вина и невыносимо пульсирующей правды, что иногда мужчины приходят обратно — чтобы сделать тебя живой.
Прислано Ночь
iampuabrown@gmail.com
