Шанс

0
(0)

Он не получка, не аванс, —

Бывает в жизни только раз.

Фортуна в дверь стучит, а вас

Дома нет…

(Наум Олев, песня из мультика «Остров Сокровищ»)

***

Она была самой блондинистой блондинкой из всех, кого он видел. Ее волосы были даже не льняными, а лунными — их цвет смешался из какого-то неуловимого сплава золота, серебра и платины. Даже осветление перекисью не давало такой мерцающей серебристости, какую дали ей природа и солнце, жестокое южное солнце, добела выжегшее ее волосы.

Это был натуральный цвет, ни разу не тронутый краской. Уж кто-то, а Липатов разбирался в таких вещах. Он видел это и по корням, и по белизне бровей и ресниц, и по веснушкам, и по глазам — аквамариновым и прозрачным, как отмели под Фиолентом. Такая белобрысость встречается только в селах и в провинции, где еще сильны древние гены, впитавшие в себя тысячелетнее солнце степей. В сумерках она казалась седой, и было странно смотреть на полудетскую фигурку с белой, как облако, головой.

Она выглядела совсем девчонкой, худощавой, с виду наивной, как деревенский цуцик, но по ее коленям и ступням Липатов видел, что ей лет восемнадцать. Целый день напролет она играла в волнах с голопопым карапузом — маленьким братиком или племянником. Карапуз еще не говорил, но уже бегал, как метеор, и вопил, как сирена спасательного катера «Зоркий». Смотреть на их игры можно было часами, и Липатов наблюдал за ними с шезлонга, отвлекаясь иногда на воспоминания, которыми щедро снабжала его Алупка — город, где ему было, что вспомнить…

Особенно сильно бередило его то, что случилось два года назад.

Тогда был поздний вечер — десять, а может, и одиннадцать часов. В такое время туристы галдели только у центральной аллеи, и весь Воронцовский парк, неосвещенный и пустой, становился жутковатым инопланетным местом. Силуэты выстриженных кустов казались в темноте монстрами, призраками и кораблями пришельцев. Липатов и пришел сюда за этой жутью, смакуя щекотку в нервах, — но и ему стало не по себе, когда он вышел к единственному фонарю, горевшему в листве, как красный глаз дракона.

Вот подойду к нему, а оттуда кээээк выскочит, — дразнил себя Липатов, — кээээк выпрыгнет, и пойдут мои клочки по закоулоч…

ААААААААА!!!..

Из красной вязи дерева вдруг выставилось и взвыло рыло, до того гадкое, что Липатов с перепугу пукнул, покачнулся и влип туфлей в чавкающую лужу, которую старательно обходил стороной.

Рыло заливалось бессовестным смехом, а Липатов все еще стоял в луже, хватая воздух.

— Ах ты падло, — наконец сказал он.

Хохочущее рыло немного отодвинулось, — но, к его несчастью, Липатов имел третий дан по айкидо…

Мгновенный бросок — и рыло было выволочено на свет.

— Не вопи, — сказал ему Липатов, — все равно тут никого нет.

Рыло завопило вдвое громче.

— Ты гнида? — орал на него Липатов, не слыша своего голоса. — А если сердечный приступ? Или инсульт?

Отловленный индивидуум был худощавым мальчишкой с бритой головой, расписанной цветными красками, как макитра — от затылка до подбородка. Неизвестный художник постарался и превратил его в такого монстра, что рядом все орки с Сауроном во главе казались няшками.

— Развлекаемся? — кричал Липатов, зверея от собственного испуга. — А я сейчас тоже развлекусь. По мягкому месту давно огребал, а? А ну-ка…

Удерживая мальчишку одной рукой, он рывком стянул с него шорты с трусами. Мальчишка вдруг умолк.

— Уууууууу, — протянул Липатов.

Меньше всего он ожидал увидеть то, что увидел.

— Вот именно, — сдавленным голосом произнес пленник. — Девочек не бьют.

— Не бьют? — прищурился Липатов. — Правильно, не бьют. С девочками делают другое.

— Что делают?..

Вокруг были только тьма, звезды и красноватый свет фонаря. Липатов всматривался в оголенную срамоту, вполне себе зрелую и мохнатую, как хомячок. По грудным ноткам в голосе своей пленницы, по пластике ее тела и кое-каким другим неуловимым деталям он понял, что в руках у него вовсе не такой зеленый фрукт, как ему подумалось вначале. «Ничего плохого в этом нет, и не узнает никто… « — убеждал себя Липатов. Поколебавшись, он оглянулся, плюнул на пальцы — и запустил их в голую срамоту.

— Эээээ, вы что? вы что делаете? — заверещала пленница.

— Тише, — хрипел Липатов, уверенно массируя ей пизду. — Это маленькая экзекуция. Будешь знать, как людей пугать… Ты куда шевелюру девала, чучело? Макушка лысая, а тут вон какие заросли…

— Куда надо, туда и девала, не ваше… Ааааа…

Пальцы его делали дело, давно заученное наощупь — мягко, без грубости, но настойчиво и беспощадно. Щель мгновенно потекла, и девчонка перестала вопить.

— Ага, входим во вкус? — шептал он, усиливая напор. Девчонка пыхтела, потом начала тихо стонать и покачиваться, подставляясь ритму ласки. Очень скоро она трепыхалась на его руке, как птица, а Липатов упивался своей местью, своей порочностью и властью над ее телом. Он не давал ей кончить, и она хныкала, насаживаясь на ласкающие пальцы. Суть состояла в том, чтобы ласкать ее по часовой стрелке, отходя от чувствительных точек тем дальше, чем сильней она возбуждалась. Такая пытка заставляла ее подыхать от возбуждения ровно столько, сколько хотелось Липатову, и кончить тогда, когда тот считал нужным.

Внезапно Липатов почувствовал, что теряет голову.

— Тебе сколько лет?

— Ааааа… 18… С половиной…

— Какие 18? А где твои сиськи?

— Где надо, там и сиськи… аааа…

— Раньше трахалась? Парень есть?

— Аааа… не трахалась… нет парня… аааа…

— Врешь небось. Приятно?

— Дааа…

— Тогда давай на четвереньки.

— Ааааа…

— Быстро!

Он вдруг перестал ее ласкать, и девчонка, оглушенная внезапной паузой, смотрела на него, покачиваясь по инерции.

— Быстро! А то вот так и уйду. Брошу и уйду.

Ему было жутко, и он надеялся, что девочка не согласится. Но она спросила:

— А где? Прямо тут?

— Нет, давай вон туда, на газон, — засуетился Липатов. — Давай?

— Тогда пустите.

— Убежишь?

— Посмотрим.

Он отпустил ее, и она, пристально посмотрев на него, высвободила длинные ножки из шортов и прыгнула, голопопая, на газон.

— На четвереньки!..

Она встала раком. Футболка ее сползла к затылку, заголив спину. Липатов, дрожа, расстегнул штаны и зажмурился…

Девчонка не наврала: ее пизда была узкой, хоть и мокрющей, и Липатов медленно въебывался внутрь, сдерживая себя из последних сил. Его юная любовница выла, кусая себе руку.

— Рррраз! — Липатов втолкнулся до упора, прорвав целку. Девчонка вскрикнула. — Опля! Вот и сделано дело! — От радости он шлепнул ее по бедру. — А теперь, монстрик, расслабь все, что у тебя есть, и двигайся со мной. Я вперед — и ты вперед. Я назад — и ты назад. Только чуууть-чуть как бы запаздывая, ясно? Вот так, вот таааак… Поехали!

Вначале он еб ее не спеша, согласуя с ней толчки, — а потом, когда почувствовал, что врастает в нее и раскачивается с ней единой качелей — отпустил себя и отдался пьянящему ритму, позабыв обо всем на свете.

Он не знал ее имени — и даже не знал ее лица, наглухо замалеванного под зомби. В его фантазии носились расплывчатые контуры, которые слились в единый лик упрямой бестии, чучела-мяучела, сбрившего шевелюру из вредности, и Липатов пьянел от ее загадочности, как от наркотика. Вокруг была ночь, звездная, холодящая близкой осенью, и холод проникал в сердце, выветривая остатки совести…

«Боже, как хорошо… умереть, как хорошо» — думал он, вдавливаясь глубоко в тугие ягодицы, покрытые гусиной кожей. Девочка разошлась и еблась страстно, нервно, с каждым толчком выдыхая грудной звук; они летели из нее все чаще, пока не слились в единый стон, густой и совсем-совсем взрослый, как у изголодавшихся жен. «Заметут», думал Липатов, корчась от

идти…

Из домика донеслись охи и причитания. Выругавшись, Липатов побрел домой.

Ему не удалось заснуть, несмотря на секс перед сном, и впервые в жизни он провел ночь в прогулках из угла в угол.

***

Все утро он искал ее, изжарившись на солнце, и нашел только к обеду. Она была с родителями, и Липатов ходил за ней, как шпик, чертыхаясь про себя и вслух.

Часам к пяти родители слиняли, оставив ее с Густиком на пляже, и Липатов, потоптавшись, ринулся к ней.

— Привет! — изобразил он картинную улыбку. — Вот пришел сказать тебе спасибо.

— За что? — подняла она серебристые брови.

— Как за что? Мне было очень хорошо с тобой. Я получил огромное удовольст…

— Я знаю.

— Слушай, а давай познакомимся. Столько лет знаем друг друга, и до сих пор… Смешно. Меня Жорой зовут…

— Жора? Он же Гога, он же Гоша?… А меня — Девочка На Четвереньках.

— Длинноватое имя, — Липатов попытался рассмеяться.

— Ага… Густик, Густинька, смотри, какая волна! Ой, смотри-смотри! Ууууух!..

— Ыыиих! — басом повторил Густинька.

Она играла с с ним, не обращая никакого внимания на Липатова. Тот пытался какое-то время внедриться в их игры, но получалось фальшиво до неприличия, и он отошел, как побитая собака.

Матернувшись, он с разбегу вбежал в море. Проплыв метров пятьдесят — за буну и обратно — выполз, просоленный и злой, на берег. Девушки с Густинькой там не было.

Он нашел их в ее домике, когда уже стемнело. Подговорив прохожего мальчишку позвать ее, он зашел за куст, не веря в успех своей затеи. Но она вышла, и Липатов сразу бросился к ней.

— Послушай, — начал он, тяжело дыша, — я… я…

— Ну что? — она уставилась на него. — Ну что вы от меня хотите? Что?

— Я хочу… хочу… просто хочу быть с тобой.

Липатов вдруг понял, что это так, и удивился этому.

— Ну да. Наверно, не «быть с тобой», а «трахаться с тобой»? Пока не найдете в кустах какую-нибудь новенькую…

— А ты не хочешь со мной трахаться, да? Совсем не хочешь, да? — приставал к ней Липатов, не замечая, что кричит.

— Тише вы!..

Она взяла его за руку, потащила за куст и, оглянувшись, сунула его ладонь себе под плавки. Пальцы Липатова окунулись в горячий гель.

— Девочка моя… но почему… — бормотал тот, и вдруг потянул с нее трусы.

— Вы что!… Не здесь… увидят… родители рядом… — шептала она, задыхаясь, но Липатов не слушал и хлюпал ее пиздой, набухшей клейким соком. Другой рукой он влез в ягодицы, дотянулся до пизды, напялив всю промежность на руку, сунул палец в дырку — и стал ворочать рукой, облепленной со всех сторон женской плотью, не переставая массировать другой рукой клитор и складки бутона.

Вся срамота девушки, от ануса до клитора и влагалища, была охвачена этим убийственным массажем, каждый ее миллиметр трогался, щупался, гладился, ласкался, дразнился, щекотался… Девушка выдохнула — «ннннээааахх!» — закусила губу, изогнулась и обмякла, повиснув так, что Липатов еле удержал ее. Руками она вцепилась в Липатова — в его футболку, в плечи, в шею, — бедра ее мотались маховиком, и по руке Липатова текли горячие струи, капая на траву…

— Ну вот… смотри, как хорошо… — бормотал Липатов, когда она, выкончавшись, повисла у него на шее. — Пойдем в парк!

— Нет, — хрипло отзывалась она.

— Пойдем! Ну пойдем! — Он повел ее, обняв за бедра, и она шла за ним, повторяя «нет, нет… « — Подожди… трусы…

Он помог ей натянуть плавки — и потащил за руку в парк. Она покорно плелась за ним, пошатываясь на ходу.

Дойдя до первого же газона, он втащил ее за живую изгородь, обнял — и стал крепко, сильно целовать. Она обвила ему шею руками, отвечая так же крепко и сильно, и через секунду их тела склеились в гнущийся силуэт, с которого слетали черные пятна одежды.

Наконец Липатов повалил ее на спину и впервые залез на нее голышом, впервые влип в нее животом и грудью, впервые окунулся в нее сверху вниз, как в медовую ванну, и впервые терся лобком о ее лобок, шершавый и густой, как мочалка. Его любовница царапала ему спину, как кошка, и молотила пятками траву…

Рядом то и дело топали прохожие, вынуждая любовников сдерживать стоны, холодеть, вжиматься в землю и друг в друга, — но терпеть было нельзя, и Липатов очень быстро влил в нее тугой фонтан блаженства, а потом впервые вылизал ей клитор, да так, что она не смогла сдержаться, и рядом раздалось:

— Где-то в кустах ебутся… Молодец девушка, так держать!

Когда они лежали на траве, рядом протопали сердитые ноги, и Липатов услышал:

— Ну где ее носит? Ребенок не кормлен, вещи не собраны, утром уезжать…

— Ой! — Девушка приподнялась на траве. — Папа. Ищет меня. И Густик голодный…

— Стой! — Липатов схватил ее за руку. — Ты уезжаешь?

— Да.

— Куда?

— Не скажу.

Оглянувшись, она встала.

— Подожди!

Липатов вскочил было за ней, но она придержала его за плечи, и он сел обратно на траву.

— Нет.

Быстро натянув плавки и купальник, она подбежала к живой изгороди… остановилась, вернулась к Липатову, наклонилась, обхватила его голову ладонями, крепко-крепко чмокнула в лоб — и убежала, перемахнув через кусты, как коза.

Липатов долго сидел на траве. Затем, натянув трусы и кое-как собрав остальные шмотки, поплелся домой.

***

С пяти утра он дежурил у ее домика. Когда семейство, груженное чемоданами, авоськами, тентами и Густиком, двинулось к остановке, он выждал время и пошел следом.

Ему удалось сесть в ту же маршрутку. Девушка заметила его, и всю дорогу он просидел, как на иголках. В Симферополе он шел за ними до перрона, смотрел, как девушка кормит Густика грудью, и молился, чтобы случилось хоть что-нибудь.

Дернув какого-то паренька, он вручил ему записку и попросил передать девушке. Записка гласила — «Жду тебя у женского туалета. Буду ждать, пока не придешь».

Ждать пришлось на удивление недолго.

— Ну что, ну что, ну чего тебе? — чуть не плача, говорила ему она, когда пришла. — Ну чего ты меня мучишь?

Она была в белом платье с длинной юбкой до пола. Белая ткань и белые волосы так эффектно оттеняли загоревшую кожу, что на нее все оглядывались.

— Я хочу быть с тобой. Почему ты гонишь меня? Почему? — канючил Липатов, растеряв весь свой апломб.

— А что, мне… замуж тут за тебя выходить, да?

— А почему бы и нет, кстати? У нас с тобой сын, между прочим…

— Тише! Не кричи.

— Это ты не кричи! Ты просто пользуешься мной, играешься, как этим самым… ты… ты… Прости меня! Дай мне хоть какой-то шанс…

— Шанс?»Он не получка, не аванс… «? Какой тебе нужен шанс?

— Любой. Сейчас ты уедешь, и… Дай мне… дай мне хоть испытание, хоть что, хоть… хоть телефон дай!

Девушка плакала.

— Я ведь даже не знаю, как тебя зовут, — упавшим голосом бормотал Липатов.

Ему страшно хотелось обнять ее и прижать к себе, но он боялся.

— Телефон я тебе не дам, и… могу только взять твой. Давай, диктуй.

Она достала мобилку и, не попадая на кнопки, записала его номер.

— Все, Жора. Все. Все! Не иди за мной. — Всхлипнув, она посмотрела на него и медленно отошла.

Липатов дернулся вслед за ней, но она качнула головой, и он застыл у туалета, как манекен.

Простояв там полчаса или больше, он шевельнулся и побрел, наконец, сам не зная куда.

Сквозь окно он видел, как подошел поезд, вобрав в себя разноцветную толпу с чемоданами и гитарами, как тронулся в путь и исчез, мелькнув зеленым хвостом. (Специально для .оrg — ) За окном был пустой путь.

Постояв у окна, Липатов развернулся… и вдруг дернулся, как от тока. Уронив кепку, он стал лихорадочно шарить по карманам, пока не добыл мобилку.

Там была смска от неизвестного номера.

Холодея, он открыл ее и прочел:

«Испытание №1. Купить надувной бассейн на 500 л. для маленьких детей и выслать по адресу: г. Таганрог, ул. Чехова, 18, кв. 57, Соломатиной Лидии Алексеевне.

По получении бассейна отправлю Испытание №2».

Минуту или больше Липатов пялился на экран. Затем подскочил и вприпрыжку выбежал из зала.

— Значит, Лида. Хорошая девочка Лида. Лида из Таганрога. Лииииида. Лида-Лида-Лида. Лида-Лида-Лида-Лида-Лида! — декламировал он, улыбаясь, как Микки-Маус.

Увидев интернет-кафе, он нырнул туда, сунул диспетчеру купюру, открыл Яндекс и набрал: «детский надувной бассейн 500 литров купить».

Сидя за компом, он напевал, хихикал, бормотал вслух и мешал всем соседям сразу, — а те косились на него и переглядывались, закатывая глаза.

source

Loading

Вам понравилось?

Жми смайлик, чтобы оценить!

Средняя оценка 0 / 5. Количество оценок: 0

Оценок пока нет. Поставьте оценку первым.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *