В этот выходной Машка пригласила свою подругу Аню на дачу своих родителей. Те, слава богу, уехали на юг, дача была в полном Машкином распоряжении. Они с Аней уже договорились, что будут жить вместе, семьёй. Хотя родителей своих Машка ещё не поставила в известность.
Зайдя в скрипучий дом, они наскоро перекусили взятыми с собой булочками, выпили кофе. Потом Машка переоделась в футболку и затёртые джинсы, взяла с собой какую-то старую сумку, и они направились на берег озера.
Там в поросшем осокой заливчике стояли, причаленные цепями к столбиками или врытым в землю кольцам, с десяток лодок — крупных и не очень, довольно новых и совершенно старых, дощатых… Машка подошла к одной из них, закрытой брезентом с пришитым к нему полиэтиленом, отодвинула несколько камней, держащих это «покрывало», скатала его. Под ним оказался небольшой изящный катер, «Неман-2», как было написано на кормовой части. Отомкнула замок и наполовину столкнула его в воду. Потом открыла стоящую недалеко от берега будку, из которой вытащила довольно тяжелый подвесной мотор. Без видимых усилий вбросила его в катер, и установила.
— Анька, залезай — сказала она, и как только её «невеста» уселась на передней скамейке, она сильно столкнула лодку, и прыгнула на нос, ловко перебралась вовнутрь.
— «Мы сядем в этот старый катерок…» — напевала она себе под нос, что-то подкручивая на моторе, и затем обернулась к Ане: — Отличный конёк! — она погладила по борту. — Кое-как буквально вышибла у дядьки, иначе бы пропил! Теперь нет, мой! — И она дёрнула шнур, ещё и ещё. Мотор выстрелил дымом выхлопа, и заревел, Машка сбавила обороты.
Катер медленно пошёл задним ходом, выходя на чистую воду. Затем у бортов закружили водовороты, он плавно тронулся вперед. Рокот мотора усилился. Словно конь перед галопом, он встал как на дыбы, в несколько секунд вышел на ровный киль, и словно рванул на взлёт. 30-сильный «Ямаха» поднял его над водой. От тугого ветра невозможно было дышать. Летя впереди пены, он непонятно чем касался воды. В веерах брызг за кормой играла радуга.
— Раньше он ходил под «Вихрем» — стараясь перекричать рёв мотора и грохот воды, кричала Машка Ане почти в ухо, — но не так давно он сломался, а запчастей к нему нигде сейчас нет. Так и валяется в гараже. Вот, пришлось «японца» покупать!
Аня почти что с любовью смотрела на свою будущую «мужа». В ней ей нравилось всё. Накачанный «кубиками» пресс, мощные бицепсы и плечевые мышцы. Издали, особенно в сумерках, Машку можно было принять за здоровенного парня, если бы не пышная грудь и округлые формы. Редкий парень мог удержаться на ногах от её удара, и попавший ей под горячую руку «счастливчик» потом долго вставал, иногда выплёвывая зубы. Ещё в средних классах она держала в страхе почти всю школу, и редкие парни из старших классов не боялись её. Родители других учеников наперебой требовали «убрать из школы эту сумму», и все они, вместе с учителями, пророчили ей быструю и долгую карьеру з/к… Но уже после техникума она остепенилась, а поступив на работу, совершенно оставила в прошлом свои буйства. На работе и состоялось её знакомство с Аней. По службе они занимали одинаковое положение, но женственная и безвольная Аня быстро подчинялась ей. Она знала, что у Машки одно время был какой-то парень, но затем он куда-то исчез, отчего Машка часто про себя шептала какие-то угрозы кому-то там… Последний раз она показала свой нрав, когда «посоветовала» Анькиному парню позабыть об Ане. Встретив его на безлюдной улице. Тот начал над нею помещаться — дескать, тебе что, завидно, что я с нею, а не с тобой?; Ты когда последний раз смотрела на себя в зеркало?; Затем, посмотрев на часы, он вскрикнул, что-де сейчас начинается конкурс кикимор, и она опоздает, а ей светит гран-при в номинации самой страшной кикиморы. Заржал, довольный своей находчивостью. И тут же отлетел на пару метров, треснувшись затылком об поребрик. Когда через несколько минут он пришёл в себя, Машка, наступив ему на яйца, спросила, не выбросил ли он Аню из головы. И добавила, что если увидит его ещё раз с нею, то это будет последний день его жизни. Тот сразу понял, в чём тут дело, и в дальнейшем, даже встречая Аню на улице, старался не смотреть на неё…
После получаса бешеного лёта по волнам Машка сбавила ход. По левому борту находился очень протяжённый остров. Она свернула к стене камышей, и катер медленно пошёл в этом непроницаемом лесу. Так шли метров пятьдесят. Неожиданно вышли в чистейший прозрачный залив. В его середине находился небольшой, наполовину заросший ивняком островок. Далее была чистая вода, а потом — опять сплошные заросли тростника, за которым был уже большой остров. Залив был мелким, хорошо просматривалось песчаное дно с редкими водорослями.
На малом ходу Машка обошла остров, пройдя между выступающими из воды валунами, и с обратной стороны направила катер в подковообразный заливчик островка. Мотор затих, под килем зашуршал песок.
— «Левый, левый, левый берег Дона, пляшут, пляшут чайки у затона, рядом омуты и мели, мы до них добраться не сумели…» — вспоминая о чём-то, что наверняка навевало ей грусть, мурлыкала про себя Машка. Сбросив сабо, она почти по колено в воде подтащила катер к берегу и вытащила его наполовину. Пропустила в носовой рым веревку, и обвязала её вокруг здоровенного камня. Аня разминала ноги на песчаном откосе, уходящем в воду.
— Так чего, сразу и начнём? — спросила её Машка, расстёгивая сумку. Из неё она извлекла две довольно длинные стеклянные трубки с палец толщиной, чистую тряпочку и резинки.
Аня без слов стянула платье, комбинашку. Машка расстегнула ей лифчик на спине, игриво взяла её за волосы и потянула голову назад.
— Будешь меня слушаться? А то! Смотри у меня! Так выдеру, три дня сесть не сможешь! — она крепко шлёпнула её по попе. — Снимай труселя! И сама тоже принялась раздеваться.
Обе девушки, абсолютно голые, с трубками в руках, зашли в воду по плечи. У каждой трубка с одной стороны была обёрнута тряпкой для фильтра воды, захваченной резинкой. Встали они метрах в десяти друг от дружки.
Погрузив трубку в воду, Машка дождалась, когда из неё выйдут пузырьки воздуха. Затем, зажимая пальцем обмотанный тряпкой конец, она слегка присела так, что вода коснулась подбородка, вставила наполовину эту трубку к себе в попу, и отпустила палец. То, что произошло дальше, она не ожидала. Вода столь бурно полилась ей в живот, что казалось, её вот-вот разорвёт. Вскрикнув от неожиданности, она заткнула её и выдернула наружу. Затем расслабилась, почти легла на воду. В ту же минуту раздался Анькин вскрик:
— Ой, в меня почти всё озеро влилось!
Машка погладила по животу, и прямо там, под водой, выстрелила из себя всё содержимое. Вода вокруг неё помутнела, вздулись пузыри от газов, всплыли бурые и желтоватые куски дерьма. Она сразу отгребла на порядочное расстояние, немного пополоскалась в стороне, так, чтобы волны относили нечисть от неё, и вышла на берег. Через несколько минут вылезла и Аня.
Немного позагорав на камнях и высохнув, девушки решили приступить к тому, ради чего и был затеян этот поход. Машка извлекла из сумки коробку. Раскрыла её, и достала оттуда двухсторонний страпон с ремнями.
— Ты-то не хочешь попробовать быть «активом» — спросила она невесту.
— Нет, что ты! — почти испуганно отстранилась Аня. — Я была женщиной, и никаких других ролей не хочу!
— Ну, как знаешь… — Машка вдруг немного отстранилась, и голос её стал срываться на слёзы. — Знаешь, Анька, у меня ведь был парень! Правда, это был педераст, чистый… Ну, сама понимаешь, по влечениям — «женщина»… Я с ним уже много раз имела, вот этой штукой… Понимаешь, я так его любила! Разве что не успела свозить его на этот вот остров… Мы уже хотели пожениться, неважно, кто бы в нашей паре был бы женой, а кто — мужем… Его обязанность, как биологического мужчины, было бы зачать, хотя бы одного, и пусть все думали бы, что у нас семья как семья! А там уж я бы рвала ему задницу хоть все ночи напролет, и до самого конца жизни! Ну, и ремнём бы его жгла, а то и чем-нибудь покрепче. Вроде пластиковых хлыстов, электрошнура с узлами. Но… Тут вдруг объявился какой-то мужик, его старый приятель, исчезший пару лет назад. Говорит, что испанец, но живёт в Голландии. Ему лет сорок… А мне кажется, это араб, и он не может появиться у себя на родине, там его как гомика убьют камнями… Или еврей?… Вот мой и уехал с ним. Как же, в Европу! Жаль, я не смогла встретить этого козла! Мигом бы укатил, и один! Хорошо, если бы не горбатым или одноглазым!
— Ну, за иностранца тебе было бы не отвертеться! Свадьбу пришлось бы отложить лет на пять! А пока ты мотала бы срок, он бы всё равно десять раз мог увезти твою… «жену» — проговорила Аня.
— Ладно, пёс с ними! — Машка смахнула слёзы. — Давай, поворачивался! И она, вставив в себя один конец страпа, затянула ремни, пропустив их между ног и через ягодицы.
Аня стонала и извивалась под ней как змея. Вставляя в неё фаллос то между ногами, то в анал, Машка вертела её словно куклу. Перепробовав все позы и тяжело дыша, девушки свалились почти без сил.
— Знаешь, Анька, не прими это превратно, мне в общем-то безразлично, мужчина подо мной или женщина, лишь бы дырка была. Просто я сама — как мужчина, вернее, исполняю только эту роль.
— А вот ты говорила, что тебе нравится кого-то пороть? — заговорила Аня. — Не знаю, что со мной, но я вдруг захотела испробовать это!
— Серьезно? Чем тут можно? Пока — если только розгами.
— Давай!
Машка вынула широкий нож, срезала несколько прутьев ивы, очистила их от веточек и листьев. На несколько минут положила в воду.
— Ну, где будем тебя наказывать? Видишь вот это дерево? Возьмись за этот сук, держись крепче, и расставь ноги!
Вцепившись в ветку обеими руками, слегка согнувшись, Аня процедила:
— Начинай!
Прут коротко свистнул, и поперек Аниной попы пролегла мгновенно вздувшаяся ярко-багровая полоса.
— А-а-ы-ай! — завопила она. — Меня как огнём обожгло!
— Неужели? Да я ударила меньше чем вполсилы!
— Хорошо. Дай отдышаться. Ладно. Я готова. Давай сейчас один раз хлестани в полную силу! — И Аня вновь вцепилась в ветку.
Прут мелькнул почти незаметно для глаза. У Ани на попе вздулся рубец, сразу покрывшийся капельками крови. С пронзительным криком и визгом она упала на колени и на руки. Обернула к Машке вмиг покрывшееся испариной лицо.
— Ничего себе! По мне как будто прошёл жидкий огонь! Я думала, перехватит дыхание!
— Вот это и было почти в полную силу. Хоть и не совсем. Так продолжим или нет?
— Я думаю, да. Всё равно, когда будем жить вместе, тебе не раз захочется меня выпороть? Так что надо приучаться. Только не здесь… Мне лучше лечь.
В стороне лежал полуповаленный ствол старой ивы, довольно толстый, с Y-образной развилкой. Лежал под углом к земле. Машка взяла моток верёвки, уложила Аню так, что ноги у неё находились как раз на развилке, связала руки под стволом, примотала их. Притянула плечи, спину, а затем и ноги.
— Теперь давай условимся, с какой силой бить?
— Давай как бы среднее между тем, как было в первый раз, и как в полную силу.
Едва сдерживаясь, чтобы не разразиться дикими воплями, Аня грызла кору на бревне. Прут обжигал огнём. Раз за разом на попе вздувались похожие на разрезанные вдоль сосиски багровые рубцы. А Машка раскладывал эти сосиски одну около другой. Двадцать раз… Тридцать… Сорок пять…
— Хватит? Или продолжать? — потрепала она по вагине почти бесчувственную Аню. — Это ещё хорошо, что я не намазала твою попу кремом или вазелином, тогда было бы ещё больнее! — Она отвязала её.
Девушки ещё раз выкупались, Аня одела лишь платье, и не в силах сесть на дико саднящую попу, весь обратный путь провела на коленях, опираясь локтями о сиденье…
В это лето девушки ещё раза три ездили на этот островок. А осенью, невзирая на протесты родителей с обоих сторон, сняли комнату и зажили как семьёй.
