Князь, сидя за столом, на котором был накрыт завтрак, откинулся на спинку стула, повертел в руках салфетку и произнёс своим обычным, чуть надтреснутым голосом:
— Княгиня, сегодня вы позируете живописцу.
Княгиня, сидевшая на другом конце стола, подняла на него недоумённый взгляд огромных чёрных глаз. Они влажно блестели, взгляд будто пронзал того, на кого был устремлён.
— Да, — заметив её удивление, кивнул князь, — я пригласил его, чтобы он написал ваш портрет. Вы — моя супруга, а, следовательно, член нашего рода. В фамильной галерее должен быть ваш портрет.
— Как вам будет угодно, — тихо отвечала княгиня, опуская глаза.
Она была совсем юной, лет 18. Месяц назад её, девушку из благородного, но обедневшего рода, выдали замуж за князя Андрея Бутурлина. Между ними существовала не только разница в положении, но и в возрасте — тридцать лет. Конечно, князь не был дряхлым стариком, но его здоровье порядком пошатнулось в нескольких военных компаниях.
— Катя, — вызвав её перед свадьбой к себе в кабинет, осторожно сказал отец. — Я понимаю, что… тебе придётся в чём-то сдерживать себя… — он опустил глаза, — конечно, возраст князя не помеха семейному счастью. Но дело в том, что… князь не может… иметь наследников. И он… вообще не сможет… дать тебе женского счастья… Он бывший военный и…
— Ах, папенька, я совсем не хочу этого от него! — воскликнула Екатерина. — Ведь я не люблю его. Мой брак спасёт ваше положение, мои младшие братья не будут влачить жалкое существование. И это для меня уже есть счастье!
— Всё так, дочь моя, но… Я хочу попросить тебя… не опозорить честное имя твоей семьи. О! Выслушай не возражай! Бросить тень на имя можно одним лишь неосторожным жестом, недостойным… знакомством. Ты молода, очень красива и… тебя ждёт множество соблазнов… Поэтому ты должна всегда отдавать отчёт своим поступкам.
Старик замолчал, потирая руки. Молчала и девушка. Она не поняла слов отца. Какой жест? Какое знакомство? Соблазны? Однако Екатерина была послушной дочерью, присев, отвечала с милой улыбкой:
— Да, папенька, я всё поняла. Будьте покойны, я обещаю выполнить вашу просьбу.
Екатерина сидела в кресле, читала книгу. Не постучав, в комнату вошёл князь. Он всегда входил без церемоний, словно полновластный хозяин. Впрочем, он им и был в этом огромном дворце. Екатерина всюду чувствовала себя мухой в банке. Ей везде мерещились колючие мутно-серые глаза князя. Только ночью она могла точно знать, что не удостоится его посещения. И его сухая, прямая, как жердь, фигура не вырастит перед ней неожиданно, и не заскрипит надтреснутый голос.
— Дорогая, вот, наденьте для портрета эту парюру[1], — сказал князь и протянул ей бархатный футляр, в котором лежали великолепные серьги антик с диадемой и ожерельем в этом же стиле.
— Благодарю вас, князь, но… — девушка смутилась, опуская взор.
Гарнитур был роскошен, и она, непривыкшая к такой роскоши, просто не смела прикоснуться к нему.
— Вам не нравится? — брови князя удивлённо напряглись, в уголках губ залегли недовольные складки.
— О, нет-нет, это великолепно! — Екатерина подняла на него влажные глаза. — Но… это прилично взрослой даме, а я…
Она вновь замолчала, осознав, что её слова задели его. Однако князь, не подав вида, сказал с нажимом:
— Вы и есть взрослая, замужняя дама. Не прекословьте! В конце концов, я не заставляю вас носить это… только для портрета.
Он поставил футляр на столик и быстро вышел.
Около полудня Екатерина встретилась с художником.
— Екатерина Павловна, это месье Морель, — представил его князь. — Жан Морель. Он замечательный портретист.
— Вы мне льстите, князь, — смущённо улыбнулся художник.
— Нисколько, — покачал тот головой. — Я привык открыто говорить своё мнение. Видел ваши портреты, мне они понравились… Иначе я бы ни за что не доверил вам своё сокровище, — усмехнулся он. — Я удаляюсь, дабы не мешать.
Едва хозяин дома вышел. Художник, любезно улыбаясь, попросил:
— Мадам, прошу вас сесть вот сюда, — и он поставил маленькое кресло так, чтобы солнечный свет выгодно освещал лицо княгини.
Екатерина послушалась. На ней было воздушное белое платье с высокой талией, умеренным декольте и маленькими рукавами-фонариками, прикрывавшими только самый верх плеч. Полупрозрачная ткань облаком окутывала тонкий стан, не скрывая очертаний фигуры. Блестящие тёмные волосы были уложены в замысловатую причёску, крутыми локонами спадая на плечи. Нежный оттенок кожи подчёркивали роскошные украшения.
Личико с тонкими правильными чертами было, пожалуй, бледным. Но эта бледность придавала юной княгине сходство с ангелом. Довершала облик смущённая улыбка перламутрово-розовых маленьких губ.
Взгляд художника заскользил по ней, останавливаясь на отдельных деталях. Казалось, он оценивает её. Ещё никогда глаза мужчины не смотрели на неё с восхищением и так внимательно, словно проникая в глубину существа. Екатерине стало немного не по себе, она опустила лицо.
— Мадам, прошу, не отводите взгляд, — сразу отреагировал Морель. — Я ведь должен изобразить ваше лицо, — он вновь улыбнулся. — Глаза — это зеркало души, так, кажется, у вас говорят. Без них портрета не будет.
Княгиня послушалась, но её лицо порозовело от смущения, с которым она никак не могла справиться. Постепенно она привыкла к его взглядам и незаметно для себя стала тоже изучать художника. В его высокой, тонкой, но широкоплечей фигуре сквозила какая-то затаённая сила. Иногда он отходил от мольберта, слегка откидывал голову на крепкой шее, всматривался в свою работу внимательными сине-серыми глазами. Немного вьющиеся длинные чёрные волосы, чёткий, с небольшой горбинкой, орлиный нос, тонкие подвижные губы. Было в его лице что-то дьявольски завораживающее. И руки… её поразили его руки. Крупные ладони с длинными жилистыми, нервными пальцами. Эти пальцы всё время находились в движении — то скользили кистью по холсту, то размешивали краску на палитре, то просто разминали, комкали испачканную маслом тряпку, а потом задумчиво взлетали к подбородку.
И вдруг ей захотелось дотронуться до его руки. Просто коснуться длинных пальцев, ощутить их тепло на своей коже. Княгиня устыдилась этого странного желания, краска стыда затопила нежные щёчки, плавно перешла на грациозную шею. Глубоко вздохнув, красавица пролепетала извиняющимся голосом:
— Месье, я… должна на сегодня покинуть вас…
— Да, мадам, конечно… — несколько растерянно разрешил он.
Она стремглав бросилась вон из комнаты. По лестнице взлетела в свои покои, задыхаясь, подошла к зеркалу и уставилась на своё отражение. Испуганно прижала ладошки к щекам. Лицо пылало, по телу пробегала какая-то непонятная дрожь, словно её всю лихорадило.
В этот вечер, сославшись на головную боль, она не вышла к ужину. Долго не могла уснуть, а когда провалилась в беспокойный сон, ей снились его руки. Юной княгине приснилось, будто художник подходил к ней, осторожно брал за руку и, чуть пожав её ладошку, скользил нервными пальцами к запястью, потом поднимался до изгиба локтя и охватывал её плечико под самым рукавчиком. При этом он улыбался, растворяя её в своём внимательном взгляде, а его влажные губы приближались к её лицу.
Княгиня проснулась в холодном поту. Оглядела комнату почти безумным взором. Сон был таким реальным, что на мгновение ей показалось, будто Морель действительно проник в её спальню. Но нет, это был только сон… И вдруг к своему стыду она пожалела о том, что это так. Она опять захотела в реальности ощутить его руки на себе. И теперь уже представила, как его крепкие ладони охватывают её талию.
— Боже, что со мной? — прошептала она. — Я… я схожу с ума? Зачем он так смотрел на меня? И… и… как я хочу, чтобы он всегда смотрел на меня! И почему я хочу этого?!
Закрыв ладонями пылающее лицо, она разрыдалась.
Утром служанка передала ей записку от мужа. Он сообщал, что уезжает на несколько недель по важным делам и просил, продолжать работу над портретом. С раздражением Екатерина разорвала записку на мелкие клочки и бросила в камин. Ей очень не хотелось встречаться с Морелем. И в то же время она считала часы до встречи с ним. И когда, наконец, он пришёл, она торопливым шагом, едва сдерживая отчаянно колотившееся сердце, вошла в комнату.
— Княгиня, позвольте мне выразить своё восхищение, — улыбнулся он, одаривая её тёплыми лучами своих глаз. — Вы вошли, и словно солнце озарило эту комнату.
— Месье, давайте продолжим, — немного покраснев, нарочито равнодушным и строгим тоном сказала она.
И опять его взгляд скользил по ней, стараясь не упустить ни одной детали. А она продолжала изучать его. Иногда их глаза встречались. Морель как-то странно усмехался, юная княгиня алела щёчками, на мгновение опускала личико. Это походило на безмолвную игру.
Вечером, оставшись одна, скинув одежду, она лежала на кровати и вспоминала прошедший день. И о чём бы она не подумала, все её мысли возвращались к художнику.
— Интересно, — неожиданно подумала княгиня, — что это значит — быть замужем? Что можно чувствовать если рядом с тобой лежит чужой мужчина, человек, которого ты никогда не знала?..
Она стала осторожно поглаживать ладошками своё тело. Маленькие налитые яблочки на груди от прикосновения тонких пальчиков напряглись, заострились вершинками. Екатерина прислушалась к новым неизведанным ощущениям, вдруг охватившим её. Сжав сильнее правый упругий холмик, она неожиданно застонала. Ножки согнулись, сводя вместе точёные колени. Рука поплыла по нежному невесомому животику и скользнула ниже, на бархатисто-кудрявый островок. Слегка взлохматив короткие, мелкие завитки, опустилась ещё ниже, к таинственному пространству между ножками. Талия чуть изогнулась, новый стон слетел с заалевших губ.
Красавица и представить не могла, что так приятны прикосновения к её сокровищу. Раздвинув ножки, она стала нежно ласкать пальчиками свою тайну, воображая, что это руки Мореля поглаживают её в сокровенном месте. Неожиданно между лепестками нащупала крошечное зёрнышко. Одной рукой удерживая лепестки, второй дотронулась до этой крупинки. И вдруг горячая стрела пронзила тело, заставляя трепетать и выгибаться. Княгиня вскрикнула и упала, словно сражённая этой неведомой силой, между ножками стекала тягучая влага. Погрузив в неё пальчик, она попробовала влагу на вкус. Это было что-то сладковатое. Екатерина уснула с улыбкой на устах.
На следующий день Морель был печальным. Он не отпускал своих обычных комплиментов, которыми забрасывал её каждый день, заставляя кружиться её головку, и даже показался ей чем-то озабоченным. И сегодня у него явно не ладилась работа над портретом. Он всё время что-то исправлял, хмурился и недовольно покачивал головой.
Екатерина решительно поднялась с кресла.
— Месье Морель, я полагаю, на сегодня хватит, — она посмотрела на него вопрошающим взглядом чёрных пронизывающих глаз.
— Мадам, я не отпущу вас, — вдруг ответил он, обволакивая её каким-то странным, пожирающим взглядом.
Неожиданно он шагнул к ней и смело взял за руку. Потом, не давая опомниться, поднёс её руку к своим губам и стал покрывать поцелуями изящную кисть с тонким запястьем, потом выше, к локтю, и дальше, дальше… Как в том сне. Юная княгиня не успела опомниться и осознать происходящее, как уже его горячие губы страстно опустились ей на шею. Она издала какой-то невнятный звук, и, не отталкивая его, напряглась.
— Княгиня, — зашептал он, — с самой первой минуты, едва я увидел вас, я думаю только о вас… Вы — ангел… самая прекрасная из женщин… И я чувствую, вы страстно желаете того же, что и я… Так к чему сдерживать наши чувства? Давайте сделаем друг друга счастливыми…
— Прошу вас, — всхлипнула Екатерина, пытаясь вырваться из его крепких объятий, — у меня есть муж… И… сюда могут войти…
— О, Катрин! — как безумный выдохнул он, — разве ваш супруг сделал вас счастливой? Ведь он старик… А вы — нимфа, богиня… А я, поверьте, смогу дать вам часы небесного блаженства… Это будет нашей маленькой сладкой тайной… Я умоляю вас стать моей!..
Окончательно ломая её слабое сопротивление, он завладел её губами. От его страстного поцелуя она едва не потеряла сознание, безвольно повиснув на его руках. Поцелуй обволакивал, туманил разум, покачивая, уносил на волнах невиданного до сей минуты блаженства. И княгиня сдалась. Слабый стон выпорхнул из её вздымающейся груди. А когда она ощутила, как его рука прямо через тонкую ткань платья сжала одно из упругих, налившихся соком её яблочек, Екатерина прошептала:
— Я… согласна…
И вдруг немного опомнившись, испуганно глядя ему в глаза, попросила:
— Но… не сейчас… вечером… приходите ко мне в покои вечером… Дверь будет незаперта…
Он ещё раз, уже очень нежно поцеловал её рубиновые губки, кончиком языка скользнул за край декольте и разжал крепкие объятья. Княгиня выпорхнула из комнаты. Оставшись один, искуситель с довольной ухмылкой поправил волосы и вновь подошёл к мольберту.
Поздним вечером Морель, закутанный в чёрный плащ, крадучись прошёл в половину дворца, где располагались покои княгини. Оглядевшись, осторожно нажал ручку двери. Дверь тихо подалась, впуская его внутрь. Он вошёл, плотно затворив её.
В комнате стоял полумрак, лишь из алькова струился тусклый свет горевших на канделябре свечей. Художник быстро скользнул туда, на ходу сбрасывая плащ. Юная хозяйка покоев сидела у туалетного столика. На ней был белый полупрозрачный пеньюар. Роскошные волосы, сбегая по плечам, спускались ниже талии. Морель бросился к её ногам, обнял колени, прижался лицом к бёдрам. Маленькая ручка осторожно легла ему на голову.
— Катрин… — прошептал он, пылко целуя ножки.
— Сударь… я… вся в вашей власти… — отвечала она дрогнувшим голосом, сверкая влажными глазами. — Вы губите меня… Но я сама страстно желаю этого…
Бабочки, не зная истинной силы огня, бросаются на прекрасный цветок пламени в неутолимой жажде познать его красоту. Так и юная княгиня всем своим существом пожелала ощутить то неизведанное, что происходит в момент соединения мужчины и женщины. Она боролась со своим желанием, но всё-таки, сломленная пылким напором красавца-художника, уступила.
Морель подхватил её на руки, приник губами к её устам. Его язык раздвинул трепещущие губки и проник в её ротик, соединился с её язычком, оплетая его, подчиняя себе. Теряя остатки своих сомнений, княгиня застонала и ответила на его поцелуй. Он целовал так, словно хотел насытиться её свежими, нетронутыми губами. У Екатерины кружилась голова, она вдруг поняла, что готова отдать всё за эти его поцелуи.
Пеньюар полетел прочь. Её обнажённое прекрасное тело лежало на руках Мореля. Он опустил её на широкую кровать, сам тоже обнажённый навис над нею. Встретившись с его восхищённым взглядом, княгиня заалела щёчками, выдохнула его имя:
— Жан…
— Моя богиня… — улыбнулся он и положил руку на одну из её пирамидок, осторожно сжал, скользнул своими восхитительными нервными пальцами по вершинке, вокруг напрягшегося бриллиантика.
Екатерина застонала громче и выгнулась навстречу ласковым рукам. О, как ей захотелось, чтобы они дотронулись до неё везде, чтобы властно сжимали, скользили, поглаживали. И он понял это её желание. Сжал второй холмик. Потом губами всосал бриллиантики, аккуратно пощекотал их кончиком языка, втянул вершинки до медальончиков. Застонал сам от их нежного трепета.
Его ладони задвигались по её стану, словно ваяли эти несравненные формы, все их плавные, точёные изгибы. Сильные пальцы впились в упругие половинки попки, притянули её к нему, заставляя ощутить его напряжённый, рвущийся низ.
И вдруг он вновь уложил её, раздвинув ножки, ласково провёл ладонью между бёдрами. Там было влажно, пламя всё сильнее охватывало маленькую тайну юной княгини. Ладонь опустилась на пушистый холмик, скользнула ниже, к самому сокровенному.
— Жан… — прошептала она, испуганно глядя расширившимися глазами.
Попыталась сжать ножки. Но он, улыбаясь и ничего не говоря, не позволил этого. И сразу его лицо опустилось между её бёдрами. Губы стали осыпать горячими, обжигающими поцелуями то её сокровенное местечко. Неожиданно он раздвинул язычком набухающие створочки раковины и проник внутрь их.
О, эти его ласки не шли ни в какое сравнение с тем, что она сама делала с собой, одинокими ночами лёжа в пустой постели. Закрыв глаза, Екатерина полностью уплывала на волнах невиданного наслаждения. Она зарылась пальчиками в его волосы, будто пыталась сильнее прижать его лицо к своему сокровищу. И сама стала посасывать свой пальчик на другой руке. Губы Мореля стали играть крошечной жемчужиной, сокрытой в раковине. И тут княгиня закричала, выгибаясь, забилась в сладком экстазе, из раковины выплеснулся горячий сок.
Придя в себя через некоторое время, растерянно спросила:
— Жан, что это было?
— Вы испытали наслаждение, Катрин, — улыбнулся он и, вновь склонившись к её сокровищу, до капли собрал сок губами.
— Ммм, это амброзия! — с восхищением протянул он и поцеловал её горящие губки.
Екатерина обняла его шею, прижалась к нему, прошептала, заливая сиянием своих глаз:
— Милый Жан, пожалуйста, любите меня…
— Катрин, моя богиня! — губы художника опять запорхали по её разгорячённому личику.
Неожиданно он опрокинул её на спину, чуть согнув в коленях, высоко задрал и раздвинул точёные ножки. Осторожно продвинул между створочками раковины свою напрягшуюся до изнеможения плоть. Глядя в её затуманенные зовущие глаза, упёрся в хрупкую преграду и пронзил её одним настойчивым движением. Княгиня вскрикнула, вцепилась пальчиками в шёлк простыни, превозмогая боль, до крови прикусила нижнюю губку. И там, между её ножками тоже всё обагрилось кровью.
Она вдруг ощутила его часть внутри себя. Это были странные, непередаваемые ощущения. Словно какой-то толстый стержень пронзал её самое сокровенное место. И чем дольше и быстрее он двигался в ней, тем больше она желала впускать его внутрь своей горящей, истекающей пламенем раковины. Боль сменилась небывалым удовольствием. Она громко стонала от наслаждения и стала двигаться навстречу ему, стараясь сжаться внутри, удержать его в себе.
Внезапно она почувствовала удар пламени, он обжёг её лоно, заставил закричать, выгибаясь, теснее соединиться с ним. Художник издал рычащий возглас и упал рядом с ней. Мгновения они лежали и смотрели друг на друга полубезумными глазами. Вдруг он поцеловал её между ножками, испачкав губы в остатках её крови, перемешанной с его лавой. А потом нежно поцеловал в алые губки.
— Почувствуйте, наш вкус, моя богиня, — прошептал с чарующей улыбкой.
Она томно застонала, прижимаясь к нему.
Морель ушёл от неё на рассвете.
— Катрин, я умру, если вы не позволите ещё встретиться с вами, — пылко сказал он, пожирая её глазами.
— Я… я тоже хочу этого, — опуская глаза, призналась она. — Но… я… замужем…
— Какое нам дело до вашего мужа?! Разве он сможет дать вам то, что даю я? — настаивал он, сжимая её своими сильными руками.
От его объятий она взлетала к небесам, окончательно теряя остатки воли.
— Хорошо… Мы увидимся… — сдалась она. — А теперь — ступайте, скоро проснуться слуги…
— У меня есть просьба, — вдруг сказал он. — Подарите мне какую-нибудь вашу безделушку… Чтобы в часы разлуки я мог любоваться ей и представлять ваш нежный образ…
Княгиня без слов отдала ему перстенёк, подаренный ей когда-то отцом.
На следующий день она едва дождалась, чтобы позировать ему для портрета. Как только служанка ушла, оставив их одних, Морель бросился к ней, обнял и осыпал поцелуями. Его пыл буквально сводил её с ума.
— Ах, милый Жан, что вы делаете со мной? — засмеялась она со слезами в прекрасных глазах.
— Катрин, моя богиня! — то и дело восклицал он.
Его губы вновь встретились с её полуоткрытым ротиком.
Наконец, поправив платье и растрепавшуюся причёску, она села в кресло, а он встал у мольберта. Но через несколько минут всё с тем же горящим взором тихо сказал:
— Катрин, я не могу так… Я не могу взирать на вас и не сметь коснуться хотя бы вашей дивной ручки… Я желаю вновь обладать вами…
— Хорошо… — она покраснела и с милой улыбкой подняла на него свой влажный взор. — После полудня… в саду, в моей розовой беседке…
С этого дня они стали встречаться регулярно.
— Что я делаю? — думала княгиня, когда на рассвете художник покидал её спальню и она оставалась одна. — Наверное, об этом говорил папенька… Но я… я не могу без него… Будь, что будет! В конце концов, я не желаю быть одним из украшений дворца князя… Я для него вещь, которая тешит его тщеславие… Он показывает меня в обществе и только… А милый Жан меня любит… Всей душой! И я… я просто без ума от него… Мне так нужна его нежность… Никто… никто больше не даст мне такой нежности… О, как он смотрит на меня!… Князь никогда так не смотрел… А его руки… Едва он коснётся меня и тем более обнимет, я забываю обо всём на свете… Он только что ушёл, простыня ещё хранит его тепло, а я уже скучаю… мечтаю снова оказаться в его объятьях… Мой милый Жан…
Однажды, когда она позировала ему, сидя в кресле, Морель печально сказал:
— Портрет почти закончен… Остались мелкие штрихи…
— Вы… покинете меня? — дрогнувшим голосом спросила княгиня.
— Если бы могло быть иначе… — с горечью отвечал он.
Она молчала, не имея сил сказать что-либо. В глазах стояли слёзы. И вдруг Морель бросился к ней, упал на колени, обнял её ножки, прижался к ним лицом.
— Катрин, я… нам придётся расстаться. Но я умоляю, подарить мне ещё несколько ночей счастья…
— После завтра возвращается князь… — почти равнодушно отвечала она, — при нём я… не смогу… Это слишком опасно…
— Да, я понимаю, — он пристально посмотрел ей в глаза. — Это опасно для вас…
— Глупый! — печально усмехнулась княгиня. — Какой же вы глупый! Это опасно для вас… Князь — военный… Если дело дойдёт до дуэли, ваша жизнь не будет стоить и гроша…
— Но ведь у нас есть ещё время! — воскликнул Морель и стал целовать ей руки. — Катрин, моя богиня… Вы — моя муза! Этот портрет… Он… он прославит моё имя в веках… Ваша красота, такая нежная и возвышенная, сводит меня с ума… Катрин, умоляю вас!..
— Вы убиваете меня, — прошептали бледные губы.
— Но разве вы… не хотите того же? — удивился он.
— Да, хочу, но… Чем больше я вижу вас, тем труднее мне будет расстаться, — призналась княгиня и разрыдалась.
Он прижал её к своей груди, поцелуями осушил слёзы.
— Катрин, я не могу ждать… я хочу вас немедленно! — он обжёг её своим взором.
— Ах, милый Жан, сюда могут войти слуги… — пролепетала Екатерина, сама умирая от желания.
Не отвечая, лишь улыбаясь дерзко и насмешливо, он закрепил двери ножкой стула. Потом схватил княгиню, и резко развернув к себе спиной, высоко подняв согнутую в колене ножку, прижал её к стене. Задрал сзади юбку, в нетерпении застонал и стянул с княгини полупрозрачное трико. Екатерина упиралась голенью и ладонями в стену, словно пыталась ползти по ней. Кругленькая попочка подёргивалась.
— Ооо, Жан, — только и смогла простонать Екатерина.
Смелая рука Мореля скользнула между ножками. Ощутив тягучую влагу, он довольно облизал пальцы, и, вцепившись в упругие
ягодички, задвинул ей резко на всю свою длину.
Княгиня охнула, словно не ожидала этого, в радостном трепете приятно охватила узким лоном страстного гостя. Художник буквально избивал красавицу своими чреслами, безжалостно терзая её цветок.
— Маа, маа, глубже… Я прошу вас — глубже, — стонали алые губки.
И когда его вулкан излился в неё горячей лавой, княгиня едва не размазалась по стене. Она забилась, повисая на его руках.
Но Морель не дал ей опомниться. Всё так же резко развернул её к себе лицом и уронил на колени. Она подняла на него недоумённый взгляд.
— Катрин, докажите мне, что вы действительно ко мне неравнодушны, — с лукавой улыбкой произнёс он.
И не дожидаясь её ответа, провёл по припухшим губкам своим багровым, в капельках лавы, стержнем. Губки раскрылись, пропуская его в маленький ротик. Головка красавицы стала старательно насаживаться на вновь изнывающую плоть художника. Очаровательный носик тонул в густых кудрявых зарослях. (Специально для — ) Влажные чёрные глаза то и дело восхищённо смотрели на любовника. Маленькие мягкие ладошки сжимали и ласково поглаживали тяжёлые шары. В последнем порыве сильнее притягивая личико княгини к себе, Морель застонал и, дёрнувшись, выстрелил в нежный ротик.
Она проглотила нектар жизни, хотела облизать губки, но он не позволил. Поднял её и впился в прекрасный ротик страстным поцелуем.
— Я приду ночью, моя богиня, — хрипло прошептал Морель, посасывая губами крошечную мочку.
— Я буду ждать… — простонала она.
Поздним вечером Екатерина ждала художника. Обнажённая она возлежала на высокой огромной кровати в своей спальне. Вот осторожно открылась дверь, и знакомый силуэт приблизился к ней. В таинственном тусклом свете роскошная фигура юной княгини была ещё прекраснее.
— Катрин… — прошептал Морель, — сегодня я хочу любоваться вами… Насладиться вами сполна… Это наша последняя ночь и я хочу, чтобы вы запомнили меня навсегда, моя богиня…
Его глаза искупали её в голубоватом блеске. Княгиня вздохнула со сладострастной улыбкой. Бесстыдно развела ножки, погрузила пальчик в сердцевинку розы и призывно взглянула на любовника. Морель не заставил себя ждать. Он жадно облизал её ручку. Потом, уложив красавицу на самый край кровати, встал на пол, поднял точёные ножки себе на плечи, вошёл сразу, без прелюдий. Задвигался быстро. Ей нравился его жёсткий, безжалостный ритм.
— Оооо, Жан, да… да… — стонала княгиня, комкая руками простыню, мотая головкой в ореоле роскошных кос.
В эту минуту она позабыла обо всём. Значение имело только то, что горячая пульсирующая плоть проникала в неё, заставляя умирать от блаженства. Он пронзал её до самой потаённой глубины, но княгине, казалось, что этого мало, ей хотелось всё глубже и глубже. И она, извиваясь, крича, двигалась ему навстречу.
В предрассветный час покидая прекрасную княгиню, Морель нежно скользнул по спящим рубиновым губкам и срезал крутой локон её волос.
— Месье, — тусклые глаза князя внимательно посмотрели на художника. — Вы блестяще выполнили вашу работу… Портрет бесподобен, впрочем, — он усмехнулся, — согласитесь он не лучше оригинала.
Морель в знак согласия склонил голову.
— А как же… вторая часть нашего контракта? — холодно и равнодушно спросил князь.
Морель молча протянул ему миниатюрную шкатулку. Открыв её, князь увидел скромное крошечное золотое колечко с капелькой изумруда.
— Ну, что ж… прекрасно, — равнодушно произнёс князь, хотя в его лице что-то напряглось. — Вы получите сполна за вашу работу.
— Благодарю вас… — Морель вновь склонил голову. — Но… я отказываюсь от денег… Я полагаю, то, что вы мне поручили… оплатила княгиня.
Вечером за ужином Екатерина была грустна.
— Дорогая, вас что-то тревожит? — почти участливо спросил князь.
— Нет… нет, нет… всё хорошо… Мне не хочется есть, — как-то рассеянно отвечала она.
Он вдруг встал, подошёл к ней и положил на стол маленькую шкатулку.
— Полагаю, вас тревожит потеря этого? — произнёс своим обычным надтреснутым голосом.
Не отвечая, она открыла шкатулку. Её руки дрогнули, лицо залила пунцовая краска. Перед ней было то самое колечко, которое несколько дней назад она подарила Морелю.
— Откуда это у вас? — пролепетала княгиня, едва не теряя сознание, не смея посмотреть мужу в глаза.
— О, дорогая, я знал, что эта безделушка вам дорога, — усмехнулся он. — Ваш красавец-француз… просто это был мой подарок вам… Не правда ли, прекрасная игрушка? Я, как заботливый муж, умею угадывать ваши желания…
— Я вас ненавижу… — прошептала Екатерина, бледнея.
— Мне всё равно… — он вновь опустился за стол. — Надеюсь, вы подарите мне наследника, — улыбнулся холодной улыбкой.
Прошло несколько месяцев. У князя Андрея Бутурлина родился сын. Молодая мать умерла во время родов.
[1] Парюра — набор ювелирных украшений.
