В дверь постучали.
— Да, — пережевывая остатки ужина, откликнулся я.
— Сюрприз!
— Господи, Натаха! – вскинулся я от стола. Моя жена, сияя от того, что сумела так удивить меня шагнула в комнату и плотно прикрыла за собой дверь.
— Ну что, не ждал? А я вот она! – и, кинувшись друг к другу, мы замерли в объятиях.
Работая уже месяц в экспедиции, вдали от нее и, с утра до вечера, видя только мужские лица вокруг, я ужасно истосковался по ней. И даже не по ней, а по женщинам вообще. И я мял и тискал ее податливое тело, торопливо и жадно раздевая ее. Вдыхая ее аромат, целуя ее лицо и волосы.
— Стой, стой, дикарь! – она чуть отстранила меня, дай мне с дороги придти в себя. Плюхнувшись назад на стул, я с каким – то щенячьим восторгом, смотрел, на то, как разгружает она свои сумки, одновременно оглядывая мою комнату.
— Так ты что тут один? — спросила она, заметив мою одинокую неприбранную кровать.
— Ага, остальные в другом конце барака, им там вместе веселее. Вино, карты и так далее. А мне тут спокойнее.
— Баб, небось, водишь, — шутливо проворчала она.
— Да ты что? — я опять кинулся к ней, — Кто мне кроме тебя нужен?
— Ну-ну, — тем же тоном продолжила она, — а друзья как же обходятся?
— Да говорю тебе, что у них кроме вина да карт ничего в головах нет. Я чего сюда и вселился, что скучно мне с ними. Они ведь всю ночь до утра играть могут. А я спать хочу.
А баб здесь на двадцать километров в округе нет – тайга…
И тут я сообразил, что как-то она до нас добралась.
— Да на грузовике каком-то. Парень что-то вам вез, вот и захватил.
— Ну, значит, опять пить будут, он им водку привез, заодно с оборудованием. А так они парни нормальные. Не буйные. Пашут как звери. Да ты садись, поужинаем, — и только усадив ее за стол, я вспомнил, что ужинаю, то перед ночным дежурством.
Словом ужин у нас получился коротким, Зато секс после ужина – затяжным. Изголодавшись по ней, я раздел ее до гола и около часу, кувыркал ее по кровати, наслаждаясь ее телом со всех сторон. Наконец она взмолилась, изображая голосок девочки.
— Ну, все, кончай, у меня сил уже нет. Уморил совсем. Потерпи до утра. Утром придешь после дежурства, а тут я – кроватку грею.
В общем, дежурство на этот раз пролетело как миг. Я только и думал о ее мягких грудках, упругой попке, да узенькой сладкой щелочке, уже доставившей мне столько радости. Домой, в свой барак я летел как на крыльях. Осторожно приоткрыв дверь, я заглянул в комнату.
Наташка лежала лицом к стене, ее светлые волосы веером рассыпались на подушке.
Спит, подумал я и, предвкушая, как подвалюсь сейчас к ее теплой сонной попке, осторожно снял с себя куртку, и продолжая тихонечко раздеваться, на цыпочках стал подкрадываться к кровати. Оставшись в одних трусах, я осторожно подсел на кровать, нежно коснулся ее плеча и чуть потянул его на себя.
И тут она вдруг резко повернулась на спину, и я увидел ее заплаканные глаза, и искаженное гневом лицо.
— Ты что? Что случилось? – от неожиданности я даже отдернул от нее руку.
— Что случилось?! – ее голос дрожал от гнева, — да трахнули меня твои «не буйные парни». Как последнюю шлюху трахнули!
Я почувствовал, что нарочито, грубо говоря, это она хочет отомстить мне за что-то.
— Что не веришь? – она резко откинула одеяло в сторону и я, увидев ее такое роскошное, такое любимое голое тело, на миг забыл, о чем она говорит.
— Смотри, любуйся на влагалище шлюхи! – согнув ноги в коленях, она развела их в стороны и я, чувствуя, как темнеет в глазах, увидел вместо розовой, почти девичьей щелочки, которую я целовал всего девять часов назад распухшие, до багрового цвета натертые половые губы, которые даже не могли сомкнуться вместе, бесстыдно раскрывая вход во влагалище.
И сюда посмотри! – она так же резко повернулась на живот и, встав на коленки, заставила меня увидеть еще не закрывшуюся дыру ануса…
Упав на кровать, она отвернула лицо к стене, она как-то страшно утробно застонала. Не зная, куда девать руки я сунул их между своих голых грудей и, сутулясь, слушал ее страшные полуслова – полувыкрики:
А знаешь, сколько спермы я сегодня за ночь выпила?! Какой я классной хуесоской стала?! — Я молчал, раздавленный ее словами.
— Что не веришь, снимай трусы! – Она опять перевернулась на спину, и, приподнявшись на подушках, потянулась к моим трусам, — Давай, снимай! Сейчас и тебе отсосу! Мне теперь что! Запросто! Хочешь, в горло, хочешь за щеку! Я теперь все умею!
Только теперь я заметил синяки на ее грудях, фиолетовые от засосов торчащие вверх соски и остатки засохшей спермы на подбородке…
Я встал. Я не знал что делать. Достал из шкафчика бутылку водки, налил себе стакан и разом выпил, не чувствуя вкуса водки.
— Налей и мне, — услышал я ее голос. Подавая ей стакан, я невольно опять посмотрел на ее голое тело и вдруг поймал себя на мысли, что вот такое – оттраханное, раздолбанное оно стало еще притягательнее, превратившись из тела девушки, изображавшей женщину, в женское тело, узнавшее, для чего оно предназначено. Теперь оно не кокетливо намекало на то, что оно может дать, а открыто и без стеснения показывало, на что оно способно.
Взяв у нее пустой стакан, я остался сидеть рядом с ней. Она лежала передо мной – голая, с раскинутыми в стороны ногами и, молча, смотрела в потолок. Я видел, как начинает действовать на нее водка, смягчая ее лицо.
— Сколько их у тебя в штате? – отстраненно спросила она.
— Пятнадцать…
Она удовлетворенно кивнула головой:
— Я так и думала, что все тут повеселились. Раза по три-четыре каждый. Так, что считай – пятьдесят раз меня за ночь… — и она беззвучно заплакала.
Я положил руку на ее голое бедро, но она оттолкнула ее в сторону:
— Я не хочу, чтобы меня касались… Я устала, я спать хочу… Там, на столе флешка. Они оставили, когда ушли, сказали, что на память…
Через минуту она уже спала.
Я подошел к столу, взял флешку, воткнул ее в тв и стал смотреть.
Вот они идут по коридору, хихикая и переговариваясь вполголоса, рассказывая друг другу, как будут «драть» эту сучку, вот приоткрывают дверь в комнату и свет из коридора падает на ее голую спину – она всегда раскрывается ночью. Они подходят к ней и их спины на миг закрывают ее, но оператор проталкивается вперед, и я опять вижу ее голую спину.
Они шепотом спорят, кто будет первым. Их прерывает бригадир:
— До утра времени много – все там будем! — и, сдергивая трусы, подваливается к ней. Она еще крепко спит, уставшая после длинной дороги и секса со мной. Рука бригадира ложится на ее попочку. Он осторожно приподнимает ее половинку и, прижавшись к ней плотнее, начинает искать место для своего члена. По тому, как она сладко и лениво застонала во сне, я понимаю, что он нашел, то, что искал. Она еще лениво постанывает во сне, но он начинает двигаться все жестче и грубее.
— А! Кто тут? – пытается вскинуться она, но его рука уже жадно тискает ее грудь, не давая ей соскочить с его члена. Он подсовывает одну ногу между ее ног, и резко раскинув их в стороны, еще глубже входит в нее. Кто-то включает свет и она сонно моргая, оглядывается через плечо назад и видит их всех. Сразу. Она в ужасе дергается, еще раз пытаясь соскочить с его члена, но он уже заваливает ее на спину, и трахая ее снизу лапает поочередно уже обе ее груди…
Что было дальше описывать бессмысленно. Об этом уже много писали. Я смотрел на ее лицо. Как от одного насильника к другому, ужас сменялся на нем, смирением с тем, что с ней делают, потом равнодушием. Но в какой-то миг естество стало брать свой верх, и она уже хотела продолжения, а потом уже требовала его. И ее брали сначала по одному, потом вдвоем, потом втроем. Я видел, что иногда ей было больно, но это была сладкая боль, быстро переходящая в очередной оргазм. Иногда ей давали отдохнуть, но в это время сосали ее груди или давали сосать ей…
И в какой-то миг я увидел – вот оно, вот тот миг, когда она стала настоящей женщиной, понявшей, что она это не ее воспитание, не ее интеллект не два высших образования, а что она просто тело, и тело стало с удвоенной энергией выполнять свою работу…
Что было потом, когда она проснулась, читайте в продолжении…
