Я родилась 1.01.1944 г. Мать умерла, едва выпустив меня на свет. Как меня выкормили, я не знаю. До 6 лет я не видела своего отца. Он служил агентом в компании Шикнер и мотался по всему свету, редко появлялся дома, да и то чаще по ночам, когда я уже спала. Однажды, проснувшись утром, я увидела возле кровати мужчину. Он похлопал меня ладонью по щеке и ушел. С этих пор он всегда был дома. Мы переехали в другую квартиру. Отец нашел новую няньку; фрау Элкей, воспитывавшую меня с младенческого возраста, куда-то отправили. Новая нянька была молодая, красивая и веселая. Выходя к завтраку, отец хлопал ее по пышному заду и тискал ее грудь. Нянька смеялась. После завтрака отец уходил на службу. Нянька, ее звали Кэтрин, убирала в комнатах, а я уходила гулять на улицу. Я выросла в одиночестве и не сумела подружиться с ребятами. Подруг у меня не было.
Кэтрин любила купаться в ванной. Каждый день она купалась и каждый раз тащила меня с собой. Мы раздевались, ложились в теплую воду, подолгу лежали молча и неподвижно, как трупы. Иногда Кэтрин принималась меня мыть, натирала губкой мой живот, будто нечаянно терла рукой между ног. Сначала я не обращала на это внимания, но постепенно привыкла и находила в этом удовольствие. Скоро я стала сама просить Кэтрин потереть мне письку и при этом широко раздвигала ноги, чтобы ее рука могла двигаться свободно.
Скоро мы так привыкли друг к другу, что Кэтрин перестала меня стесняться. При очередном купании она научила меня тереть ее клитор пальцем.
Я охотно выполняла приятную обеим обязанность. Кэтрин кончала бурно и по нескольку раз подряд. На меня ее оргазм действовал возбуждающе. Вид ее извивающегося тела доставлял мне большое удовольствие, большее, чем натирание письки.
Кэтрин спала в комнате отца. Иногда по ночам я неожиданно просыпалась и слышала стоны и крики, доносившиеся из отцовской спальни.
Эти звуки будили во мне какое-то похотливое чувство. Я подолгу лежала с открытыми глазами и пыталась представить себе, что там происходит, но не могла. Крики были радостными и стоны сладкими. Они продолжались иногда до самого утра, и в такие ночи я не спала совсем.
Однажды, после такой бессонной ночи я, дождавшись, когда отец уйдет на службу, спросила у Кэтрин:
— Почему вы всю ночь кричали? И вы и отец?
Кэтрин на мгновение смутилась, но лицо ее сразу же приняло спокойное выражение. Она взяла меня за плечи и подвела к дивану.
— Садись, я тебе все расскажу,- я приготовилась слушать, но Кэтрин вдруг замолчала, о чем-то задумавшись.
— Подожди,- сказала она и вышла в свою комнату.
Возвратилась она с каким-то свертком. Усевшись рядом со мной, она положила сверток на колени и спросила:
— Ты знаешь, почему одни люди называются мужчинами, а другие — женщинами?
— Нет.
— А ты когда-нибудь видела голых мальчиков?
— Нет.
— Вот смотри,- сказала она, разворачивая сверток. В нем были фотографии. Одну из них Кэтрин показала мне. На фотографии были изображены мужчина и женщина. Совершенно голые, они стояли, прижавшись друг к другу боком. Одной рукой мужчина обнимал женщину за талию, а другую просунул ей между ног. Женщина своей правой рукой держала какую-то палку, торчавшую под животом мужчины.
— Женщина, — сказала Кэтрин, имеет грудь и щель между ногами, а мужчина — вот эту толстую штуку. Эта
штука… Кэтрин вынула новую фотографию, на
которой были изображены мужчина и женщина, тоже голые. Мужчина лежал на женщине. Она подняла ноги вверх и положила их на плечи мужчине. Штука мужчины торчала в щели женщины.
— Видишь, мужчина вставил свою штуку в женщину и там двигает ею. Женщине это приятно. Мужчине тоже.
— А мне можно вставить такую штуку?- спросила я дрожащим от волнения голосом.
— Тебе еще рано об этом думать. Таким маленьким, как ты, можно только трогать письку пальцем.
— Так ты кричишь оттого, что папа вставляет в тебя свою штуку?
— У твоего папы эта штука очень большая и толстая. Не только я кричу, но и он тоже.
— Можно я посмотрю эти карточки?
— Посмотри, только без меня ты ничего не поймешь, а мне надо квартиру убирать.
— Пойму!
Я долго рассматривала эти фотокарточки в своей комнате. Я чувствовала приятный зуд у себя между ногами и положила туда свою руку. Я сама не заметила, как стала тереть свою письку, и только тогда, когда мое сердце затрепетало от острой, еще неизведанной сладости, я с испугом выдернула руку, влажную от обильной слизи.
Через несколько дней я упросила Кэтрин оставить дверь спальни открытой на ночь и, дождавшись, когда из двери донесся нервный шепот и скрип кровати, я потихоньку подошла к двери. Приоткрыв ее, я заглянула в комнату. Отец совершенно голый лежал на спине, а Кэтрин, устроившись у него в ногах, сосала его штуку, которая едва умещалась у нее в губах. При этом отец издавал приятные стоны и закатывал глаза. Кэтрин, продолжая сосать штуку отца, взглянула в мою сторону. Потом поднялась и, расставив свои ноги, села на отца верхом. Она, очевидно, все делала так, чтобы мне было как можно лучше видно, и поэтому, вставляя штуку в себя, повернулась ко мне грудью. Я отлично видела, как штука отца, раздвинув пухлые губы ее щели, медленно вошла в нее до самого конца. Потом оба сразу задергались, закричали, стали хрипеть и стонать. А потом Кэтрин всем телом рухнула на отца и застыла. Через некоторое время она снова принялась сосать штуку отца. Я впервые увидела, как она из маленькой и сморщенной в губах Кэтрин становится ровной, гладкой и огромной.
Mне тоже захотелось пососать эту замечательную штуку, но я боялась войти в комнату. И тут Кэтрин специально для меня показала, как может мужская штука проникать в женщину из разных положений. Каждый раз они стонали и кричали от удовольствия. Я с тех пор стала часто наблюдать за сладкой игрой отца и Кэтрин и все чаще и чаще терла при этом свою щель, наслаждаясь вместе с ними.
Мне исполнилось уже 11 лет, когда Кэтрин внезапно заболела. Ее увезли в больницу, и она больше уже к нам не вернулась. Отец несколько дней ходил мрачный и молчаливый, а однажды пришел домой пьяный. Не раздеваясь, он свалился на кровать и уснул. Я с большим трудом, неумело и суетливо, сняла с него пиджак. Рубашка была грязная, я стащила и ее. Потом сняла брюки и носки и хотела уже идти, как обратила внимание, что и белье у него грязное. Его тоже нужно было снять, но от мысли, что при этом отец останется совершенно голым, у меня дрогнуло сердце и сладко закружилась голова. Осторожно, чтобы не разбудить отца, я приподняла его и стянула майку. Потом так же осторожно сняла с него трусы. Я долго стояла возле него, сладострастно взирая на его могучую голую фигуру, на широкую волосатую грудь, на толстые руки, впалый мускулистый живот, ноги, на его безвольно поникший огромный член. Меня мучило желание потрогать член руками и вот, набравшись смелости, я притронулась рукой к его члену. Член был холодный и приятно мягкий. Отец замычал во сне и я, испугавшись, убежала к себе.
Убирая как-то комнату, я нашла пакет с фотографиями, которые показывала мне Кэтрин. На этот раз я взглянула на них более осмысленно. Мое воображение по картинкам создало красочные моменты совокупления. Я не удержалась и впервые после смерти Кэтрин доставила себе обильное удовольствие, растирая пальцами клитор. В эту ночь ко мне первый раз пришли месячные. Если бы Кэтрин не рассказала мне, что это такое, я бы очень испугалась. Через три дня месячные прошли. А через неделю я уже надела бюстгальтер. Груди были большими, торчали двумя пирамидками. Поглаживая соски грудей, я испытывала удовольствие и теперь, в момент сладострастия, я работала двумя руками.
Мальчики ухаживали за мной. Я им нравилась, но моя молчаливость их отпугивала. Побыв со мной один-два вечера, они больше не появлялись. Это, в сущности, было мне безразлично.
Когда мне было уже 13 лет, мы переехали в новый дом в шикарном районе Каилбуры. Новая квартира состояла из 10 комнат. Три отец отдал мне, одна стала его кабинетом, одна спальней, в одной стояли стеллажи для книг, но книг не было. В дальней комнате поселилась экономка. Экономка, фрау Нильсон, была в возрасте 40-45 лет. Это была красивая, величественная женщина с пышными каштановыми волосами и огромным бюстом. У нее были стройные длинные ноги, и она их не прятала от взглядов любопытных мужчин. В мои дела она не вмешивалась и все мои выходки принимала, как должное.
Однажды, часа в три ночи, я проснулась от истошного визга. Потом до меня донеслись приглушенные крики и рухнуло что-то тяжелое. Накинув халат, я вышла в коридор. Из двери гостиной пробивался слабый свет. Стеклянные двери были неплотно задрапированы и можно было видеть все, что творилось в комнате. Прямо на ковре у стола лежала женщина с красивым испуганным лицом. У нее в ногах стоял отец. Он был голый и его огромный член торчал, как палка.
— Милый, голубчик,- шептала женщина срывающимся голосом,- сжалья… я не могу… он такой огромный… ты разорвешь меня…
Отец угрюмо молчал, глядя на женщину злыми пьяными глазами.
— Ой, помогите!- жалобно застонала женщина, отползая от отца, смешно перебирая ногами. Отец, не обращая внимания на ее причитания, молча схватил ее за ноги и притянул к себе. Отбросив ее руки, он с силой разжал ей ноги и стал втыкать свой член в женщину. Она истошно завизжала и стала царапать лицо отца длинными накрашенными ногтями. По его лицу потекла кровь. Я не выдержала и вошла в комнату. Ни слова ни говоря, я подняла за подбородок лицо отца и вытерла кровь своим платком, затем легонько оттолкнула его от хрипящей женщины. Потом схватила ее за ворот платья, приподняла над полом и наотмашь хлестнула по щекам ладонью.
— Убирайся!
Мое появление ошеломило женщину, а пощечина лишила речи. Она лихорадочно оделась и, ни слова ни говоря, выбежала из комнаты. Я вернулась к отцу. Он сидел униженный и подавленный, стараясь не глядеть мне в глаза. Я смазала царапины на его лице йодом, с трудом сдерживая себя, чтобы не смотреть на огромный член, который вздымался вверх, как обелиск. Я была так возбуждена, что боялась наделать глупостей. Поэтому, пожелав отцу спокойной ночи, я с ужасом думала о том, что увидев женщину, лежавшую перед отцом, я хотела оказаться на ее месте. Я вспомнила, что когда хлестала женщину по щекам, мой халат распахнулся и отец мог видеть меня голой. Очень жаль, что он не видел этого. Нужно было распахнуть халат шире и обратить на себя внимание.
Мне уже 15 лет, у меня красивые, стройные ноги, высокая грудь, подтянутый живот. На следующий год я смогу принять участие в конкурсе красоты.
Отец ушел на работу раньше обычного, и я завтракала одна. Фрау Нильсон никак не выразила своего отношения к ночному происшествию, хотя я точно знаю, что она не спала. До обеда я пролежала на диване, ничего не делая и не думая ни о чем. От скуки разболелась голова. Перед обедом я решила прогуляться. Возле нашего дома был бар и я пошла туда. В баре было почти пусто, только несколько юнцов лет по 17-18 и две девушки в брюках стояли у окна. Я заказала бутылку пива, бросила одну крону в автомат и села наблюдать за танцами.
Как только заиграла музыка, юнцы схватили девушек и стали танцевать. Я допила свою бутылку пива и села у стойки просто так. Одни из юнцов подошел ко мне, дернул меня за руку, молча вытащил на середину и мы стали танцевать буги. Когда я собралась уходить, один парень пошел за мной и вся компания двинулась следом. Я постепенно познакомилась со всеми. Того, кто пошел за мной, звали Надсмотрщик и ему подчинялись безмолвно. Второго молодчика в черном свитере звали Верзила. Третьего звали Злой. Толстого флегматика с белесыми бровями звали Спесивым, а пятого — Лукавым. У девочек тоже были прозвища. Самую старшую звали Художница. Красивую кривоножку звали Разбойница, а девочку с высокой грудью — Смертное Ложе. Надсмотрщик привел нас к какому-то особняку. В прихожей нас встретил старик со сморщенными губами и провел нас в комнату, задрапированную по стенам малиновым бархатом, и вышел. Никакой мебели в комнате не было. Все сели прямо на пол, застланный пушистым ковром. На стенах висели бра, испускавшие неяркий свет. Все сидели, чего-то ожидая. Вдруг в комнату вошла красивая светловолосая женщина. Она была одета в роскошное бальное платье. В руках у нее была небольшая белая коробочка.
— Сколько вас?- спросила она, обращаясь к Надсмотрщику.
— Девять человек, одна у нас новенькая, ей только одну таблетку.
Женщина раскрыла коробочку и стала раздавать всем по две таблетки, затем улеглась на спину и закрыла
глаза. Я проглотила свою таблетку и легла,
как она. Скоро я почувствовала себя легко и свободно, на душе стало радостно, захотелось петь, кричать и плеваться. Кто-то дернул меня за ляжку и стал гладить по животу. От этого прикосновения меня прошиб озноб. Губы в промежности стали влажными. Я открыла глаза. Комната неузнаваемо преобразилась. Она вся цвела, переливалась разноцветными блестками. Люди казались букашками в этом сказочном дворце. Вдруг я заметила, что Художница лежит без брюк и Лукавый стягивает с нее трусы. Ее длинные ослепительные ноги все время в движении. Разбойница, наклонившись над Спесивым, сосет его член, а Злой, совершенно голый, задрав ей платье и отодвинув в сторону ее тонкие нейлоновые трусы, вставил свой член в ее щель. Я успела заметить: Лукавый снял трусы с Художницы и они с криком соединились. Рядом со мной лежала обнаженная женщина, принесшая нам таблетки. Ее глаза сжигали меня похотливым огнем. Она дотронулась рукой до моего платья и с силой рванула его. Платье разлетелось до пояса. Мне это понравилось, и я стала рвать на себе платье и белье до тех пор, пока оно не превратилрось в клочья. Я осталась в бюстгальтере и трусиках. Женщина просунула под трусы свою руку и стала искусно тереть мой клитор. Чтобы ей помочь, я разорвала трусы. Женщина притянула меня к себе и, вытянув мою грудь, стала целовать ее, нежно покусывая соски. Я затрепетала в конвульсиях пароксизма. Не помню, как я оказалась под этой женщиной. Я помню ее пылающее лицо между моих ног, а ее язык и губы во мне. Потом кто-то столкнул с меня лицо женщины. Обернувшись, я увидела, что на нее лег Надсмотрщик. Ко мне подбежал Спесивый. Ни слова ни говоря, он обхватил меня за талию и повалил на пол. Я почувствовала, как его упругий член уперся мне в живот. Он никак не мог попасть в меня, хотя я сгорала от нетерпенья. Наконец, головка его члена у самого входа. Он дергается, тычется в ляжки. Я, безумствуя, не выдерживая этой пытки, ловлю член рукой и направляю точно в щель. Удар. Короткая острая боль и я чувствую, как что-то живое бьется в моем теле. Наконец-то! О, миг давно желанный! Спесивый прижав руками мои ноги и приподнявшись, сильными движениями вгоняет в меня свой член. Я вся ушла в сладкое ощущение совокупления. Наслаждение растет быстро и ему нет, кажется, предела. И вдруг меня пронизало такое острое ощущение сладости, такой упоительный восторг, что я невольно вскрикнула и начала неистово метаться. На несколько минут я впадаю в приятное забытье. Меня кто-то целует, тискает грудь, а я не могу пошевелиться. Постепено силы возвращаются ко мне. Я открываю глаза и вижу, как Художница, усевшись верхом на Лукавого, неистово двигает своим задом. Около меня оказывается Верзила. Он еще не может ничего сделать, его член, только что вынутый из Разбойницы, поник. Я беру его в рот. Постепенно я приспосабливаюсь и дело налаживается. Его член все увеличивается и, твердея, плавно двигается между моими губами. Когда член полностью распускается, я вынимаю его изо рта и ложусь на спину. Верзила быстро находит путь в мое тело. И вот мы уже танцуем пляску похоти, двигаясь в такт с разгоряченными телами. Верзила не вынимает из меня свой член, как это делал Спесивый. Он глубоко воткнул в меня, медленно двигая внутри, заставляя меня содрогаться от медленно нарастающего удовольствия. Мне удается кончить два раза подряд. Ощущение становится не таким острым, как в первый раз, но более глубоким и продолжительным.
Возбуждение, вызванное таблетками, схлынуло неожиданно и внезапно. Первой очнулась я как раз в тот момент, когда сосала член. Все сразу уменьшилось, поблекло, стало будничным и скучным. Я все еще двигала губами и языком, но того сладострастного чувства , которое меня недавно захватило, теперь не стало. Я вытолкнула член изо рта и повалилась на спину. Я чувствовала, как Злой лег на меня, всунул в меня свой член и стал торопливо им двигать. Мне это не доставляло никакого удовольствия, но у меня не было сил сопротивляться. Злой скоро кончил и лег рядом со мной. Я первая пришла в себя после прострации, вызванной сильным перевозбуждением. Немного болела голова и слегка подташнивало. Все вокруг лежали бледные и обессиленные. У Художницы на животе был большой синяк от поцелуев. Спесивый лежал между ног Разбойницы, положив голову ей на лобок. В двух метрах от меня распластался Надсмотрщик и красивая женщина исступленно сосала его член. На меня не обращали внимания.
Домой я попала к 12 часам ночи, в чужом платье, разбитая и голодная.
С этого времени я уже целиком принадлежала банде и безропотно подчинялась ее законам. Нас крепко связывала скука, с которой никто в одиночку бороться не мог. Каждую неделю му ходили к Горбуну проваливаться и безумствовать в наркотическом бреду.
Шло время. Я — взрослая! В 17 лет я выглядела вполне оформившейся женщиной с высокой грудью и широкими бедрами. Секс стал существом моей жизни, ее смыслом и основой. Все, что мы делали, о чем мы думали, в конечном счете сводилось к этому. Мы презирали все, что выдумали люди, чтобы сковывать свободу сексуальных отношений. Мы с удовольствием делали то, что считалось непристойным и вообще вредным. У нас процветали лесбос, миньет, гомосексуализм, сношения в анус, онанизм в одиночку и в компании. Некоторые не выдерживали, их отправляли в психиатрическую больницу, но потом они все же снова возвращались к нам.
Однажды утром, когда я лежала в постели, ко мне пришли Надсмотрщик и Спесивый. Ночь они провели в клубе, были изрядно пьяны и раздосадованы. Двух девиц, которых они агитировали, отбили какие-то парни. Я встала голая и стала открывать нижний ящик, где хранились запасы вина. Со сна я никак не могла попасть в замочную скважину и долго возилась над ней, низко нагнувшись. Мой вид возбудил ребят и Надсмотрщик, сбросив штаны, подошел ко мне. Он вставил сзади в меня свой член и, нагнувшись, взял у меня ключ, открыл ящик, достал бутылку виски, вырвал зубами пробку и подал бутылку Спесивому. Тот налил виски в бокалы и мы выпили. Спесивый тоже был возбужден и с нетерпением ждал, когда кончит Надсмотрщик, чтобы занять его место. Но Надсмотрщик не спешил, он крепко сжал мои бедра и неторопливо сновал телом, подтягивая мой зад к себе.
Спесивый не выдержал и дал мне свой член в рот. Сосать было неудобно, так как Надсмотрщик меня сильно качал. Член все время вываливался изо рта и Спесивый злился. Так продолжалось минут 10. Спесивый не выдержал и, подхватив меня за грудь, заставил выпрямиться. Член Надсмотрщика вывалился из меня. Парни переглянулись, готовые подраться.
— Ты чего?- угрожающе спросил Надсмотрщик.
— Давай вместе,- обиженно сказал Спесивый.
Я отлично понимала, что значит вместе. Так они обычно пользовали Разбойницу, меня пока щадили. Надсмотрщик повернулся ко мне, окинул меня пытливым взглядом и лег поперек кровати, спустив ноги на пол.
— Иди сюда,- позвал он меня.
Спесивый начал быстро снимать штаны. Я подошла к Надсмотрщику и села на него верхом. Он вставил в меня свой член и повалил на себя, раздвинув свои ноги. Сзади подошел Спесивый. Он воткнул в анус свой палец и долго двигал им там, будто испытывая меня. Это для меня было не ново, мне часто засовывали палец в анус, когда совокуплялись. Злой однажды вставил мне в анус свой член, но почему-то быстро вынул. Вынув из моего ануса палец, Спесивый приставил к заднему отверстию свой член и резким толчком ввел его в меня. Сначала мне было больно и я застонала. У меня было чувство, будто меня разорвали пополам. Оба члена шевелились во мне синхронно. Когда Надсмотрщик вставлял, Спесивый вытаскивал и наоборот. Удовольствия от такого совокупления я не испытывала, но неприятные ощущения быстро прошли, и я стала помогать обоим движениями своего тела. В самый разгар совокупления в комнату вошла фрау Нильсон. Сначала онемела, но потом быстро взяла себя в руки.
— Я зайду позже,- с достоинством произнесла она и, повернувшись, собралась уходить.
— Постойте, вы мне нужны,- фрау Нильсон обернулась, на мгновение в ее глазах мелькнули похотливые огоньки. — Там, на столе, сигареты. Прикурите и дайте нам.
В это время начал кончать Надсмотрщик. Он зарычал, задергался и выбросил в меня горячую струю спермы. Я тоже начала чувствовать щекотание в груди, но кончить не могла мешала боль в анусе от члена Спесивого. Фрау Нильсон все еще стояла возле нас. Надсмотрщик вылез из-под меня, сел в кресло и с наслаждением затянулся сигаретой, внимательно разглядывая фрау Нильсон. Я попробовала тереть клитор, чтобы хоть как-нибудь облегчить положение. Сразу стало легче. Неприятные ощущения стали исчезать, а удовольствие расти. Увлеченная своим делом, я забыла про фрау Нильсон, которая между тем с удовольствием наблюдала наше совокупление. Через несколько минут я кончила, при этом так энергично ворочала задницей, что едва не сломала член Спесивому. Он даже вскрикнул от боли. Кончить он так и не мог и все еще двигал членом между ягодицами. Я уже не чувствовала боли, ощущение притупилось настолько, что я вообще плохо соображала, что со мной происходит. В этот момент я услышала шепот фрау Нильсон:
— Вы себе слишком много позволяете! — я повернулась и увидела, что Надсмотрщик задрал ей подол платья и гладит голые ляжки повыше чулок. Она с негодующим выражением лица отталкивала его руку, не пытаясь опустить платье. Пальцы Надсмотрщика протиснулись в узкую щель между ляжек и стали тереть ее промежность.
— Это неслыханная дерзость! Я позову полицию!- при этом ноги ее сами раздвинулись, пропуская руку Надсмотрщика к самым сокровенным местам. Фрау Нильсон стала тяжело и прерывисто дышать, слегка двигая бедрами. Она все еще отталкивала руку, но слабо и безуспешно.
Член Спесивого все еще двигался во мне и ему никак не удавалось кончить. Пикантное зрелище мало-помалу стало возбуждать меня. Я во все глаза наблюдала за фрау Нильсон, получая от этого удовольствие. Она, разомлевшая и безвольная, бессильно откинулась на спинку кресла, раздвинув ноги пошире. Когда Надсмотрщик стал стягивать с нее трусы, она встрепенулась:
— Не надо, прошу вас, не делайте этого!
Надсмотрщик, не обращая внимания, продолжал тянуть, трусы затрещали.
— Не надо, я сама их сниму. Отвернитесь! И ты отвернись, — обратилась она ко мне. — Не могу же я снимать трусы при вас.
— Глупости, — пробормотал Надсмотрщик,- снимай! Фрау Нильсон покорилась. Как только тело ее открылось, Надсмотрщик опустился на колени между ног служанки и с жадностью стал целовать пышные белые ляжки, все ближе придвигаясь к промежности. Фрау Нильсон издала долгий, протяжный крик наслаждения и задергалась всем телом. Это прибавило мне силы и энергии. Спесивый, также наблюдавший за возней Надсмотрщика, схватил меня за бедра и, приподняв немного вверх, стал сильными толчками заколачивать в меня свой член. Кончили мы одновременно. Фрау Нильсон покусывала Надсмотрщика в агонии пароксизма и кончала долго, протяжно подвывая и хрипя.
Спустя час мальчики ушли. Я пообедала, оделась и пошла гулять. В 4 часа собирались в баре выпить и потанцевать. До 4-х оставалось мало времени и я поехала на трамвае. В баре было трое наших: двое мальчишек и Разбойница. Ребят я плохо знала. Они были новенькими. С одним я, кажется уже блаженствовала, но точно не помню, а второго видела один раз, да и то мельком. Именно этот незнакомый и подошел ко мне.
— Угрюмый,- представился он, не глядя на меня.- Пошли танцевать.
Мы протанцевали один танец и другие ребята забрали меня. Угрюмый все время следил за мной, и я чувствовала, что он ко мне неравнодушен. Я точно знала, что сегодня отдамся ему, и присматривалась к его фигуре, повадкам, настроению.
В 8 часов нас выгнали из бара. Мы пошли к Верзиле. Он пошел первым и куда-то выпроводил родителей.
— Можем до двух часов,- сообщил он, когда мы подошли к его дому.
В подъезде Угрюмый обнял меня за плечи, его рука скользнула за вырез моего платья и нежно сжала грудь.
— Будешь со мной?- тихо спросил он.
— Мне все равно…
Мы вошли в квартиру и Угрюмый отстал от меня.
— Ты с ним поосторожнее,- предупредила меня Сова,- у этого парня огромный член. Он меня чуть не разорвал.
Сова в нашей компании недавно, ей
исполнилось 16 лет. Это высокая красивая девочка, смирная и похожая на цыганку. Совой ее прозвали за огромные глаза, подернутые сладострастной поволокой. Мне нравилась эта девочка, мы с ней часто занимались миньетом. Она лижет легко, долго и любит лежать внизу.
Квартира у Верзилы меньше моей, но обставлена красивой современной мебелью. Мальчики затеяли драку. Больше всего досталось Спесивому: у него была рассечена бровь, распухло правое ухо. К нему подошла Разбойница и вытерла кровь платком. Оказывается, подрались из-за Совы, ее не поделили. Раньше мальчики не дрались из-за этого. Злой уселся на диван и принялся дрочить член Угрюмого. Мы уселись в кружок. Мальчики спустили до колен брюки, а девочки подняли до пояса свои платья и спустили трусы. Кто-нибудь в таких случаях садился в середину и должен был как можно эффектнее кончать. От этого будет зависеть удовольствие остальных. Потом в круг садился следующий и так далее. Первой в круг села Разбойница. Она выбрала среди окружающих объект страсти — это был Злой. Повернувшись к нему и широко раздвинув ноги, она некоторое время гладила свои ляжки и редкие волосики на лобке. Мы все, глядя на нее, лениво, едва касаясь пальцами клитора, возбуждали себя. Мальчики теребили еще вялые, сморщенные члены. Злому нравилась Разбойница, а он нравился ей. Он с восхищением смотрел на розовые губы ее щели и быстрыми движениями привел свой член в состояние эрекции. Это понравилось Разбойнице. Она слегка подогнула колени, откинулась назад и, введя в себя палец, стала неистово тереть им клитор. Он увеличился и торчал вперед, как маленький язык пламени. Постепенно похоть охватила всех. Мы с увлечением онанировали, поглядывая друг на друга горящими глазами. Я случайно посмотрела в сторону Угрюмого и встретилась с его жадным взглядом. Потом я увидела его член. Это была довольно толстая палка, торчащая вверх, хотя Угрюмый и не трогал ее рукой. Вид великолепного члена произвел на меня огромное впечатление, таких больших я еще не видела. В нем было по крайней мере 20 см. В это время стала кончать Разбойница. Она рычала и извивалась, раздирая свое влагалище пальцами. Я тоже стала кончать, испытав сладкое головокружение, что случалось со мной не очень часто. Вслед за Рaзбойницей в круг села Художница. Она, очевидно, была уже на пределе, так как не терла клитор, а только похлопывала его ладонью, содрогаясь при этом всем телом от острого, почти болезненного ощущения.
Мы не успели еще приготовиться как следует, а Художница, рухнув на пол всем телом, задергалась в
конвульсиях оргазма. Художницу сменила Сова.
Девочка вошла в круг и стала медленно, ритмично извиваться, тесно сжав бедрами свою руку. Она будто танцевала танец похоти и страсти.Она тихо, протяжно стонала, замирая на секунду, и снова продолжала свои движения. Вдруг она присела так, что всем стала видна ее промежность, блестевшая от обильной росы. Пока Сова онанировала, мы все разделись. Похоть бушевала в нас с неимоверной силой. Каждому хотелось чего-то необычного. Незаметно Угрюмый оказался около меня, я с упоением стала дрочить его член, а он искусно тереть мой клитор. Надсмотрщик подполз к Сове и стал лизать ее руку, которой она себя возбуждала. Художница, опустившись с ним рядом поймала его член ртом. Сзади к Художнице подошел Спесивый и, подняв ее за бедро, стал всовывать свой член ей в анус. Смертное Ложе и Злой, свернувшись калачиком, с увлечением сосали друг у друга. Все вокруг перемешалось. Я оказалась верхом на Угрюмом и его член глубоко вошел в меня, причинив мне боль, которая сменилась бурной радостью, и я не смогла сдержать крик восторга. Я успела кончить несколько раз и была на грани обморока, когда почувствовала подергивание члена и удары горячей спермы.
Домой я пришла в 3 часа ночи. Отец еще не спал и встретил меня в прихожей. Он посмотрел на меня загоревшимися глазами и сказал:
— Девочка, ты совсем уже стала взрослой. Надо отметить твое совершеннолетие.
Мы сели за стол и выпили виски. У меня проснулось чувство, я вспомнила его огромный член и у меня сладостно заныла промежность. Я подошла к отцу и страстно его поцеловала, потом села к нему на колени и стала дергать задом, имитируя движения сношения. Отец сказал:
— Что ты делаешь? Ведь ты моя дочь!
— Ну и что? Я давно хочу тебя, — сказала я и прошла в его спальню. Быстро разделась и легла в кровать. Отец долго не приходил, наверное, никак не мог решиться. Наконец он вошел в спальню, пристально посмотрел на меня и стал раздеваться. Когда он разделся, его огромный член торчал , как палка. Я откинула одеяло и мы соединились. Наконец-то я получила то, о чем мечтала в детстве. Мы с ним предавались сладострастию различными способами, а под утро он перегнул меня на краю кровати и всунул член в мой анус. Теперь между нами было все, мы стали родными и близкими навеки.
Через два месяца мы на теплоходе уехали в путешествие, но об этом как-нибудь в другой раз.
