Бывают такие дни, когда весеннее солнце пригревает особенно ласково, напоенный влажной свежестью воздух пьянит, как шампанское, и весь ты тянешься к другому теплу, тоже свежему, влажному, юные владелицы которого вдруг как-то сразу заполняют собою все вокруг. И взгляд твой невольно ловит встречные взгляды, цепляется за пухлые губки, ласкается об оголенные ножки, липнет к сочной налитости форм, дразнящих тебя из-под облегченных одежд. И тогда возникает соблазн, перед которым ты даже не пытаешься устоять, тем более когда ты студент.
Было дивное апрельское утро. Несколько пьяный от наэлектризованного эротизмом воздуха я спустился в недра столичной подземки. В набитом пассажирами вагоне меня притиснуло к какой-то девчонке в простеньком демисезонном пальто. Моя рука оказалась в волнующей близости от ее бедер. В силу указанных выше причин я недолго боролся с охватившим меня искушением. Что страшного, если я прижму ладонь к серой ткани чуть сильнее, чем это уже сделала до меня толпа?
Поначалу моя рука со всей осторожностью двигалась по сладкой округлости, но я был мало этим удовлетворен. Уже на следующей станции, пользуясь толчеей, я постарался притиснуться к девочке плотнее. И весь перегон я жался к ней и, подстраиваясь под качание вагона, легонько оглаживал заветную холмистую плоть. Хотя, конечно, это было натуральное хамство, но что взять с иссушенного эротической жаждой студента, вдруг получившего возможность припасть к живительному роднику?
Если хозяйка тугих форм под серым пальто и заподозрила неладное, то пока она этого никак не проявляла. Никто не знал, как долго она будет терпеть мои наглые сексуальные происки, и я был готов тут же дать задний ход, как только она проявит малейшее недовольство нашим соседством. А пока, распаляясь все больше, уже совсем смело я пожал сквозь плотную ткань круглое девичье бедро:
Возмездие обрушилось на мою голову совсем с другой стороны. Резкий женский голос, прозвучавший над самым ухом, хлестнул меня плетью:
— Не прислоняйся к ней!
Я похолодел, чувствуя, как жаркая краска стыда заливает мое лицо, выдавая меня с потрохами.
«Это все, это конец!» — понял я.
— Я же сказала, не прислоняйся! — требовательно повторила дама. — Она может открыться!
— А Ленка меня поймает! — ответил ей с вызовом фальцет неподалеку от меня.
— Ну прямо! Надо мне дурачка ловить! — весело отозвалась… моя соседка.
Сказать, что у меня отлегло от сердца, — значит не сказать ничего. Меня, словно помиловав, вынули из петли прямо на плахе. Постепенно ко мне снова вернулась способность соображать.
Ее, оказывается, звали Леной. А тот шустрый паренек у дверей, скорее всего, ее брат. А эта, следовательно, маманя. Целая семейка! Причем явно не москвичи. Никто из москвичей не обращает внимания на устрашающую надпись «Не прислоняться!». Надо же, едва не влип!
Дальше мы ехали мирно. Тем бы все и закончилось, но одна мысль не давала мне покоя. Вряд ли девчонка так уж ничего не просекла. Терпела, скрывая раздражение, и не решалась дать отпор зарвавшемуся наглецу или: не хотела его давать?
Пару минут я честно боролся с искушением проверить свою догадку. И вновь соблазн оказался сильнее меня. И я, надавливая, провел по крепкой попе рукой. И снова — уже совсем не таясь. С прежней невозмутимостью она что-то быстро ответила на новую колкость братца. Переступила с ноги на ногу. Холмики отчетливо и жарко шевельнулись под моей вспотевшей рукой.
Поезд подкатывал к станции и начинал тормозить. И когда всех качнуло вперед, я навалился на спину в сером пальто, ухватисто проминая упругие ягодицы и вминая расклешенные пальцы в вожделенную плоть. Вагон остановился, мы выпрямились. Ей снова что-то сказал неугомонный брат. Она засмеялась и повернула к нему лицо. Я увидел алевший на ее щеке румянец, которого прежде не было. И который рассказал мне все…
Не скажу, что я потерял бдительность совсем. В какой-то момент мне показалось, что мамаша бросила на меня пару подозрительных взглядов. Но если у нее и были сомнения по поводу парня, что-то уж слишком плотно прилипшего к ее милому чаду, то непринужденная раскованность Леночки не дала этим сомнениям созреть.
Это было так сладко — владеть обольстительным телом и не бояться разоблачения. Моя славная соседка вела себя так естественно и свободно, словно и не было никакой руки, нагло шарившей по ее заду. Временами она переминалась на ногах, словно нарочно подливала масла в бушующий позади нее огонь. Распаляемый молчаливым потворством девчонки, я уже с усилием вдавливал пальцы в теплую тесноту между ее ногами, покорно расходившуюся под моим напором.
Но всему хорошему приходит конец. Перед «Комсомольской» семейка стала дружно проталкиваться к выходу. Мне оставалось лишь мысленно попрощаться с милой провинциалкой. Но сам не знаю зачем, я тоже вышел из вагона и, держась на расстоянии, последовал за ними.
Они привели меня к камерам хранения Казанского вокзала. О чем-то оживленно беседуя, встали в очередь. Теперь я мог ее рассмотреть.
Это была совсем еще юная девушка. Среднего роста. Свободный покрой пальто скрадывал очертания фигуры, но чувствовалось, что она хорошо сложена. Темные, чуть вьющиеся волосы обрамляли лицо с правильными и тонкими чертами. Ее вполне можно было назвать симпатичной.
Сам не знаю, чего я ждал, подпирая колонну плечом. Но почему-то не особенно удивился, когда она кивнула своим и направилась к выходу. Одна.
Знала ли она, что я рядом? Она ни разу не оглянулась, даже мельком не взглянула по сторонам. Я не знал, что делать. Просто брел следом, завороженно созерцая, как плавно колышутся под пальто ее неширокие, но зрело округлые бедра. Но теперь я точно знал, что эта скромница не так проста, как кажется на первый взгляд.
Она прилепилась в конец очереди, которая выстроилась за мороженым. Я подошел. И от волнения ляпнул первое, что мне пришло в голову:
— Привет.
— Привет… — тихим эхом отозвалась она, словно только этого и ждала.
— Ты за мороженым? А можно, я тебе возьму?
— Как хочешь, — ответила она, не поднимая на меня глаз. — Но мне нужно три порции…
— Ты вернешься? — спросил я, когда мы отошли от лотка.
— Не знаю…
— Я буду ждать.
Она не ответила, и пошла к своим, так и не взглянув мне в лицо.
Я видел, как она раздавала своим мороженое. Мать о чем-то ее стала расспрашивать, моя Леночка рассеянно и коротко что-то ответила. И задумчиво надкусила холодное лакомство:
Тягуче текли минуты. Я думал, что, если она вернется, главное — заполучить адресок. Хотя какой с этого толк?
Доев свою порцию, девочка тщательно вытерла пальцы носовым платочком и что-то сказала матери. Та кивнула и отсчитала деньги из кошелька. Братец суетливо крутился вокруг них, пытаясь мать в чем-то убедить. Сестра ему резко что-то ответила. Он обиженно втянул голову в плечи, а она повернулась и пошла к выходу из вокзала.
— Спасибо. Что ты им сказала?
— Сказала, что схожу в универмаг…
— В «Московский»? А брат, значит, хотел пойти с тобой?
Лена промолчала. А я наполнился самодовольством. Ведь, черт возьми, она отшила его ради меня!
— Тебя зовут Лена? — вспомнил я.- Может, пройдемся?
— У меня только один час.
— Это куча времени!..
Надо было о чем-то говорить. Я спрашивал, она отвечала — как урок у доски. Что она из такого-то города, что окончила школу в прошлом году, а сейчас готовится в институт, хочет стать биологом, что приехала с матерью и братом в Москву главным образом за недорогими покупками…
Свернув с многолюдной и суетливой площади на примыкавшую улицу, а потом в сравнительно тихий, заставленный машинами переулок, мы, как-то само собой, оказались в маленьком дворике, наглухо отгороженном от бурлящего внешнего мира стенами дома и высоким кирпичным забором. Я искал уединенную лавочку, но тут мой взгляд упал на одну из входных дверей. Кровь в жилах сразу заструилась быстрее.
— Давай сюда зайдем?
— Зачем?.. — Ее голос дрогнул, ресницы затрепетали.
— Ну ты же не маленькая: Ты все понимаешь сама:
У меня не было времени на уговоры, на протокольные любезности, я шел ва-банк, что называется. И уже тянул ее за руку к подъезду.
— Может быть, потом?.. — неуверенно возразила она. — Я ведь скоро опять приеду… И тогда встретимся… Я обещаю…
— Зачем же столько времени ждать? Ты увидишь, все будет хорошо…
Она слегка упиралась, но мы шаг за шагом продвигались к заветной двери. На внутренней створке был кодовый замок. Но мне везло: код был кем-то выцарапан тут же на стене.
На последнем этаже, перед выходом на чердак, оказалась небольшая площадка. Вот это радость! Она была совершенно пустой, если не считать нескольких сломанных деревянных ящиков в углу да погнутого стального каркаса от детской коляски. К стене с осыпавшейся штукатуркой была прикреплена железная лестница, которая вела к чердачному люку наверх. Свет поступал сюда снизу, был ослабленным и рассеянным, поэтому здесь царил интимный полумрак.
Я обнял ее и поцеловал. Ее губы не ответили мне, но она и не отстранилась! Я стал расстегивать на ней пальто. Ее дыхание стало неровным.
— Ты думаешь, это нормально?.. — прошептала она.
— Что?
— То, что мы делаем?..
— А что мы делаем?
— Ты сам знаешь…
Я меньше всего был настроен тратить золотые минуты на дискуссию о нормах пристойности и морали.
— Ты уже взрослая девушка, Лена, — заявил я. — И можешь сама ориентироваться, что для тебя нормально, а что — нет. Я не прав разве?
Я торопился перевести стрелку на более безопасный путь:
— Если бы ты знала, как там, в вагоне, меня бесило твое пальто!
Мои ладони скользнули под распахнутое пальто и нежно опустились на девичью попку. Лена не без игривости засмеялась. Она снова была такой же, как в вагоне. И это устраивало меня куда больше.
Мы опять поцеловались. Теперь она отвечала. Я мял плотные половинки, и это было не то, что раньше. Кайфуя, втиснул ладонь между поясом и спиной. Она как будто была не против. Чтобы попасть глубже, надо было расстегнуть джинсы. Но тут она сразу схватила меня за руку. Я подумал: «Сейчас скажет… слишком многого захотел…»
— Обещай, что не обидишь меня…
Что? И только?! Да хоть весь мир к твоим ногам!
И я поклялся. Пальцы Лены разжались. Нашептывая что-то бессвязное и ласковое, я шалел от ощущения теплой шелковой гладкости под девичьими трусиками. Она уткнулась в мое плечо, ее дыхание тоже стало прерывистым.
Я распалялся все больше. Об этом я даже и не мечтал. Уступчивость Лены пьянила меня не меньше, чем голое тело под моими руками. Больше, чем мягкие складочки в теплой глубине между ее ногами. Я почти что касался их, прокравшись пальцами по нежной ложбинке между ягодицами:
Резинка трусов резала мне запястье. Не раздумывая, я потянул вниз их тонкую ткань заодно с джинсами.
— Зачем ты? Не надо!.. — вздрогнув, заволновалась она.
— Да мне на нее только посмотреть. Она такая миленькая на ощупь!..
— Нет, что ты!.. Нет!.. — Лена смутилась еще больше и потянула все вверх. Без особой твердости в жесте.
Легко преодолевая слабое сопротивление, я развернул ее к себе спиной, откинул в сторону полы пальто.
— Нет!.. Я не могу так!.. Нет: — пролепетала она. И сдалась.
Не помню, чтобы я с таким вожделением когда-нибудь глазел на женский зад. Так вот что я похотливо лапал в вагоне метро! Ее белая, изящно размеченная на две доли попка теперь словно светилась в полумраке — и магнетизировала меня, как валерьянка кота. Я, машинально опустившись на одно колено, впился губами в медовую плоть.
— Нет! Что ты делаешь?! Зачем? — задергавшись, рассмеялась она.
— Так бы ее и съел! Такая сладкая!.. — нисколько не соврал я.
— Ты сумасшедший! Немедленно прекрати! — счастливо смеялась Лена, придерживая полы пальто, чтобы оно не сваливалось мне на голову.
В натуре, дурея, я целовал молочную кожу, скользил по ней языком, машинально расстегивая на себе джинсы. Я уже мысленно видел, как наклоняю милашку вперед и пылко вклиниваюсь в горячее влажное устьице, спрятанное под холмиками ягодиц.
…Поднявшись на ноги, я налег на мою Леночку и прижал к глубокой лощинке свой обнажившийся орган.
Лена на миг застыла. И дернулась от меня так, как будто ее ужалила змея. Запахнув на себе пальто, она смотрела на меня с диким ужасом в глазах.
— Ты же обещал меня не обижать!.. А сам… — Она едва не плакала. В ее лице была такая неподдельная боль, что мне даже стало не по себе.
— Ты что, совсем не хочешь? — изумленно спросил я.
Она потупила глаза.
— Прости меня. Я дура. Мне не надо было идти сюда. Я дура, просто дура, и все…
— Если дело в резинке, то я аккуратно… Я смогу.
— Нет, дело не в этом. А в том, что… я с парнем… еще никогда…
— Так ты еще девочка? — едва не выпустив из рук джинсы, выдохнул я.
Мое изумление было столь искренним, что Лена сильно смутилась.
— Я думала, что будет по-другому, понимаешь… Я даже брюки не хотела снимать. А ты меня уже совсем раздел…
— Ты из тех девушек, кто не хочет до свадьбы? — стал мягко допытываться я.
— Свадьба здесь ни при чем. Я могла бы… Но только не так… Не здесь…
И она уткнула глаза в заплеванный окурками пол.
— Да, здесь не очень-то романтично, — согласился с ней я как можно более дружелюбно. Она почти успокоилась, поверив, что я не собираюсь надругаться над ее честью. И тогда я осторожно добавил:- Но ведь есть и другой способ, который девушкам ничем не грозит:
— Я знаю…. — упавшим голосом проговорила она. — Другие девчонки так делают, но… Я не смогу. Меня сразу стошнит. Не заставляй меня, пожалуйста…
Я шагнул к ней, ласково обнял свободной рукой, попытался притянуть ее к себе и начал ее успокаивать, как мог:
— Ну что ты разволновалась? Нет так нет.
Мое дружелюбие давалось мне нелегко, но не насиловать же на самом деле эту провинциальную дурочку!
— Можно я к тебе хотя бы прижмусь?
Леночка тем временем уже совсем пришла в себя.
— А хочешь я сделаю это рукой? — В ее голосе зазвучали игривые нотки. — Только ты покажи мне как.
Я показал, но попросил ее повернуться ко мне спиной.
— Только ничего не испачкай мне, ладно? — предупредила она.
Ее круглая попа молочно отсвечивала в полутьме. Трусики были спущены до колен, а края пальто она задрала свободной от мастурбации рукой.
Я вытеснил ее руку, прижавшись и вложившись между теплыми холмиками. Они ощутимо дрогнули. Плотнее прильнув к девственнице, я сделал первые движения, наполнившие мое тело желанной сладкой истомой.
Великая воля случая… разве мог я подумать, прижимаясь к незнакомой девчонке в переполненном вагоне метро, что меньше чем через час я буду в каком-то подъезде разряжать свой накопившийся сексуальный потенциал, кончая между ее голыми ягодицами?!
…Захотелось еще чуть-чуть поиграть. Просто мять попу было уже не так интересно. Я взял в руку свою накалившуюся плоть и, надавливая, провел ее тугим пылающим кончиком по шелковой коже ягодиц, по глубокой вертикальной ложбинке между ними. И ощутил маленькую нежную ямочку чуть пониже ее сердцевины. Я никогда не делал этого с девушкой, даже опытные девицы отказывались от таких экспериментов. А тут совсем неискушенная девчушка. Нет, никаких шансов. Но: если идет масть, часто снова приходит счастливая карта.
— Леночка, у тебя есть какой-нибудь крем? — вкрадчиво осведомился я.
Я думал, она не поймет. Она поняла все, как надо.
— Но… ведь это же извращение… — прошептала она.
— Кто тебе сказал? — сыграл в удивление я. — Кстати, твоей женской чести это ничем не грозит. Да и мне так будет лучше…
— Тебе правда так будет лучше? — не оборачиваясь, тихо спросила Лена. И после паузы: — Крем для рук подойдет? Там… в правом кармане пальто…
Меня обдало жаркой волной. Нашаренный мною тюбик был на две трети пуст. Скрутив крышку, я выдавил его остатки на ладонь. Щедро мазнул между ее ягодицами.
Она зябко вздрогнула:
— Холодный. …Это точно не извращение?
Вместо ответа я легонечко ткнул ее в спину. Она нехотя, неуверенно наклонилась вперед. Взялась за перекладину лестницы, ведущей наверх. Боясь, что она передумает, мягко пригнув ее еще ниже, я сразу пошел на приступ выставленного белого шара.
Сразу не получилось. Сказал, чтобы расслабилась. Прошептала, что старается. Но по-прежнему все было там туго, как тетива. Я нервничал. Времени было так мало. Наконец ее мышцы ослабли, и я вдавился. Она дернулась, подалась вперед. Лестница задребезжала. Но я был уже там. Впившись руками в напружинившийся зад, я ринулся ей вдогонку. Навалился. И втиснулся глубже. Леночка застонала.
— Больно? — посочувствовал я, впрочем, и не думая выпускать ее из рук.
— Да… Нет… Не знаю… — пролепетала она. — Непривычно…
Странное дело. По мере того как я натужно двигался в недрах моей Леночки, вместе с острыми токами сладострастия меня наполняло не менее пряное ощущение власти над этим существом.
— Ты его чувствуешь? — вдруг неожиданно вырвалось у меня.
— Да… — помедлив, выдохнула она.
— Какой он? — Она молчала. Но я настаивал: — Какой он? Что ты чувствуешь? Скажи! Мне надо это знать!..
— Такой… теплый… твердый… большой… — сдавленным, срывающимся голосом проговорила она. — Движется…
С каждым словом невероятных признаний я ввинчивался все больше и больше в ее тело, кротко сложенное пополам. Легкость, с которой я этого достиг, возбуждала не меньше, чем сама физическая смычка. Не каждый день выпадает фарт иметь добровольно отдавшуюся в твои руки девственницу, о которой за пару часов до этого ты и понятия не имел. Пусть и таким циничным способом. Впрочем, не в этом ли цинизме и был главный кайф этого действа, вызывающий распирающее желание все дальше гнать заблудшую овечку в темные дебри шального бесстыдного разврата?
— Тебе удобно? Нормально тебе?
— Нормально… да…
— Попробуй возьмись за перекладину пониже. Может, так будет лучше?..
— Нет… ладно… я буду так…
— А ничего, если я буду капельку дальше?
— Ни…чего…
Я оттянулся и, насколько мог, просунулся еще глубже в тесноту. И еще, и еще раз. Она снова застонала. Эти звуки были для меня музыкой.
Она не слышала издевки в моем голосе и, конечно, не видела усмешки на моем лице. Можно было лишь догадываться, что творилось в ее душе. Мне в тот момент было на все наплевать. И ее чувства заботили меня не больше, чем инквизитора удобство его жертвы. Отдавшись на чью-то милость, не рассчитывай на снисхождение. У победителей свои права. Я отодвинулся, выпустил девичий зад из рук и хрипло потребовал:
— А теперь ты! Сама!.. — И повторил еще тверже: — Сама!
С минуту я слышал только тяжелое ее дыхание. Потом ее молочное тело дрогнуло и медленно двинулось по моему жалу, которое блестело от крема.
— Дальше! — приказал я, когда кроткая лань остановилась на полпути. Ее зад заметно подрагивал. Лестница под ее руками вибрировала. — Двигайся дальше! :Еще! — Словно ударами хлыста я пришпоривал свою лошадку, которая несла меня к вершинам экстаза, теперь уже совсем близкого:
Но внезапно все взорвалось, рассыпалось в оглушающем грохоте. Пол ушел из-под моих ног. Или дом разваливался на куски, или меня настигла кара за содеянное, и я теперь летел в преисподнюю.
Я снова вцепился руками в девичью плоть, словно это должно было удержать меня от страшного падения или даже стать моим оправданием перед будущим судом.
В этом вертепе я напрочь забыл о лифте, двигатель которого был за железной дверью в полуметре от нас. Зато теперь можно было не опасаться, что шум наших тел будет услышан внизу.
С удивлением, однако, я заметил, что юная самочка подо мной не перестала двигаться. Постанывая, она продолжала тыкаться в меня. И тогда я, ни на что не теряя времени, разрядил всю мощь накопившегося во мне заряда.
— Ты не жалеешь? — спросил ее я, когда она, подтеревшись своим носовым платочком, торопливо одевалась, пряча раскрасневшееся лицо.
Она отрицательно покачала головой. Протянула платок мне. Обтерев свою принадлежность, я возвратил его хозяйке. Та со смущением улыбнулась:
— Можно тебя спросить? Только не смейся. Я ведь еще не очень… в таких делах. …Если биологически я по-прежнему еще девушка, то, как мне считать… меня… трахнули или нет?
Я откровенно заржал:
— Классная тема для школьного диспута: анальный секс — трах или баловство?
— Так и знала, что будешь смеяться! — еще больше зарделась она.
Я ее обнял:
— Извини. …Так вот… если ты ведешь дневничок, то можешь в него записать, что, когда ездила отовариваться в Москву, ты встретила парня, который завел тебя в какой-то подъезд, поставил раком и трахнул в твой замечательный зад.
— Фу, какой ты грубый! — без зла хмыкнула она. — Хотя так все и есть.
— И не забудь добавить, что ты не возражала! — продолжал я. — И еще: что ты по-прежнему, в целом, невинная девочка и можешь честно смотреть в глаза:
Здесь я честно запнулся и подумал: «В глаза кому?»
— Я — невинная девочка! — рассмеялась юная дева. — Кто бы знал!..
И после молчания добавила уже с нотками грусти в голосе:
— Уж ты-то точно расскажешь друзьям, как тебе попалась одна дурочка и как ты трахал ее… в одно место… Рассказывай. Посмеетесь. Я это заслужила.
Вспомнив о времени, она бросила взгляд на часы:
— Боже! Мать меня прибьет!
…Запыхавшись, мы подбежали к вокзалу.
— Дальше не провожай. Не надо. Запомнишь адрес?
Она продиктовала. Потом порывисто обняла, влажно шепнула мне в ухо:
— Я рада, что все так вышло!.. Обещаю, что пока не буду ни с кем!.. Ты будешь первым: Пока!
Она по-сестрински чмокнула меня в щеку и побежала к дверям. Я был тронут. И ощутил укол совести за свою грубость. Хотя точно знал, что она не сдержит своего слова. Не те времена нынче.
С минуту я еще различал в людском водовороте мелькание серого пальто, а потом оно растворилось.
Скорее всего, навсегда…
